Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом Покрышкин шел докладывать командованию полка о результатах вылета, а молодежь его сопровождала, пока пути их не расходились: он на КП, они – в класс, который в Поповической назвали академией в землянке.
– Так как ты стал кавалеристом, Сухов? – неожиданно спросил Покрышкин, когда они в очередной раз возвращались с разбора полета.
– Давай, Костя, расскажи со всеми подробностями, – предложил Александр Клубов. – О верблюдах, о фотографии…
– А вы разве слышали об этом? – удивился Покрышкин.
– И не один раз, – со смехом подтвердил Виктор Жердев. – В резерве, бывало, сидим, делать нечего, мы то и дело упрашивали его: расскажи, Костя, как ты воевал на верблюдах.
Сухов не стал ломаться. Как только друзья умолкли, он приступил к повествованию:
– На гражданке я занимался фотографией в артели «Красный фотограф» в Новочеркасске…
Ребята тут же по ходу начали вставлять различные словечки, но он не обращал на них внимания. Стал рассказывать, как мечтал об авиации, как пошел в райком комсомола, когда ему исполнилось семнадцать, и выпросил путевку в Ростовскую авиационную школу. Уже во время войны его послали в Ейское училище морской авиации, окончить которое он не успел – немцы подошли к Кавказу и пришлось эвакуироваться. К этому времени немцы взяли Ростов. Из курсантов срочно сформировали батальон и отправили его на передовую. Так Костя попал в кавалерию, в корпус Кириченко. Воевал на Черных землях пулеметчиком. По калмыцким степям их часть передвигалась на верблюдах. Ребята тут стали спрашивать, не плевались ли верблюды, но Костя невозмутимо продолжал свой рассказ… Его ранило. Когда лежал в госпитале, пришел приказ: всех летчиков, оказавшихся в пехоте, вернуть в авиачасти. Так он и остался в летчиках рядовым солдатом. Эту историю он рассказывал уже не одному начальнику, но никто ему не верит…
Молодежь остановилась; им пора было поворачивать к своей землянке. Минут через двадцать вернется майор и начнутся занятия.
Теперь они регулярно изучали конструктивные особенности и вооружение немецких самолетов, тактику немецкой авиации. Пользуясь моделями самолетов, сделанных умельцами-техниками, они разыгрывали различные варианты воздушных боев, отрабатывали наиболее выгодные маневры при атаке и обороне.
– Нам навстречу летит девятка «юнкерсов», – давал очередную вводную Покрышкин, вспомнив одну из своих схваток над Крымской. – Клубов, ты ведущий шестерки истребителей. Твое решение?
Клубов объясняет, как он думает организовать атаку.
– Схватка уже началась. Из облаков вываливается шестерка «мессершмиттов». Твое решение?
Чаще всего он разбирал отдельные поучительные бои, проведенные истребителями 16-го полка. На занятия часто приходили Пал Палыч Крюков, Сергей Лукьянов. Покрышкин нередко ссылался на их боевой опыт на занятиях по тактике боя. Если разбирал ошибки какого-то летчика, фамилию старался не называть. Щадил его самолюбие.
Майор постоянно учил молодых ориентироваться в пространстве, в происходящих событиях, мгновенно реагировать на действия противника. «Ищите немца. Не он вас, а вы его первыми должны найти. Внезапность и инициатива – это победа. Атакуйте смело, решительно. Маневрируйте так, чтобы обмануть, перехитрить врага. Если не сбили – сорвите его замысел. Этим вы уже многого достигнете!» – толковал им майор. Молодые были в восторге. «Наш Суворов в воздухе», – называли они его между собой.
О том, как нелегко даются победы, Покрышкин знал не понаслышке. Только в течение апреля – июня сорок третьего года 16-й гвардейский истребительный полк потерял на Кубани двадцать пилотов, и каких! – Вадима Фадеева, Степана Вербицкого, Николая Науменко, Владимира Бережного, Александра Мочалова, Валентина Степанова, Николая Искрина, Александра Голубева и многих других.
Александр не только скорбел по ушедшим однополчанам – он постоянно думал и анализировал причины, повлекшие эти потери. Теперь, получив под свое крыло молодых, но уже опаленных войной ребят, он решил добиться, чтобы в будущем таких потерь не было. Хватит тасовать летчиков в группах! Он воспитает эскадрилью асов, мастеров воздушного боя, спаянную, действующую в групповом воздушном бою четко, как часы. И он действовал.
Как же надо было любить свое дело, верить в свою правоту, каким надо было быть энтузиастом, чтобы наряду с каждодневной опасной, нервно изматывающей боевой работой регулярно проводить с молодыми пилотами занятия, совершенно не предусмотренные никакими официальными инструкциями! Прав был Андрей Труд, сказав однажды, что воля Покрышкина не знает преград, она может даже подзаряжать аккумуляторы. Позже эта фраза станет в полку крылатой.
Кстати, Андрей поправился и прибыл в полк после ранения. Наблюдая, как Покрышкин все свободное от полетов время отдает молодым, как после очередного боевого дня он до поздней ночи засиживается над схемами воздушных боев, чтобы на очередном занятии на следующий день дать молодым пилотам краткие и точные рекомендации, Андрей стал даже ревновать друга. Мастер на всякие шуточки и розыгрыши, он при случае заговаривал о том, что Саша со своими учениками, наверное, позабыл старых друзей, да что там друзей, но и кого-то более важного, намекая на Марию. Но Покрышкин, увлеченный делом, на его шуточки не обращал внимания. А Труд вздыхал и бежал хлопотать по своим комсомольским делам.
Майор придумал для молодых пилотов новый вид тренировки в прицеливании и ведении огня. Они уже стреляли из ШКАСа по макетам в капонире. Прицел на пулемете был поставлен настоящий, самолетный. Но этого Покрышкину показалось недостаточно. Теперь пулемет с тем же прицелом поставили на треногу и он стал «путешествовать» по окраинам аэродрома: то в одном месте поставят, то в другом, то дальше, то ближе, и летчики вместе с учителем тренируются в прицеливании по реальным самолетам с разной дистанции, под разными ракурсами. Таким образом они отрабатывали определение дальности до цели по величине проецируемого в прицеле изображения.
А вот и движущаяся цель – на посадку идет «кобра». На этот раз тренога поставлена недалеко от посадочного «Т». Летчики поочередно тренируются.
– Открывать огонь с большой дистанции, – тут же поясняет Покрышкин, – это стрелять в белый свет. Происходит большое рассеивание пуль. Чтобы бить врага наверняка, надо подходить к цели как можно ближе – на сто, а то и пятьдесят метров. У меня, например, оружие пристреляно на сто метров, и я стараюсь бить по кабине. Фиксирую вражеский самолет в прицеле и…
– Аллес капут, – подсказывает конец мысли подошедший Андрей Труд.
Все улыбаются. Покрышкин строго смотрит на Андрея, потом неожиданно широко улыбается и подтверждает:
– Так точно, товарищ гвардии лейтенант!
Ребята начинают дружно хохотать. Небольшая разрядка в занятиях тоже необходима.
Возглавив воздушно-стрелковую службу, гвардии майор Покрышкин стал по существу заместителем командира полка, причем и по другим вопросам. Молодые на земле от него ни на шаг – ходят за ним по летному полю, как цыплята за наседкой, прислушиваясь к каждому его слову, присматриваясь к каждому его жесту, подражая ему во всем, даже в манере говорить.