коснуться, и теперь оставалось только наблюдать бессильно, как тонет оно в тёмной глубине, покачиваясь и вращаясь сорвавшимся с ветки листом, – лишь едва различимый силуэт мелькает – то тут… то там…

– Ты поторопился, – покачал головой Искатель. – Ты позволил эмоциям взять верх, и разбуженные ими слова в один момент вернули тебя назад, в мир описаний.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурил брови Всадник: всё ещё очарованный проблеском ускользнувшего понимания он с трудом вникал в смысл того, что говорил Искатель.

– Это означает, что ты пока не готов узнать ответ.

– И что же, теперь мои вопросы так и будут мучить меня?

– Нет причины переживать: так бывает со многими, – понимающе улыбнулся Искатель. – Однажды ты просыпаешься – неожиданно, вдруг – и вопросы обрушиваются на тебя: «Что это за мир, в котором я существую?» – бах! – «Для чего я в нём?» – бах! – «Куда направляюсь?» – бах! – «Кто я?» – бах, бах, бах! И люди отличаются друг от друга лишь тем, что кто-то опять засыпает после этого «бах!», а кто-то ищет ответы.

– Но я… Я ищу! Я пытаюсь – и никак не могу… вспомнить…

– Тебе не удалось найти ответ сразу, однако это не повод бросить поиски вообще. Существуют и другие методы – какие-то сложнее, какие-то проще… хотя все требуют настойчивости и терпения. Среди этого разнообразия ты обязательно найдёшь способ, подходящий именно тебе, так что, я думаю, всё поправимо.

– Но что же мне делать сейчас? Как быть, когда… пока… – слова заспотыкались, не уверенные, которому из них следует выразить теснимую эмоциями мысль.

– Хм-м… – Искатель поскрёб щёку, рассматривая совсем растерявшегося Всадника. – Представь себе две вселенные: реальность и иллюзии. Эти две вселенные смешиваются, и таким образом рождается мир человека. Всё нас окружающее, – он широко повёл рукой, – весь этот мир – смесь! Смесь недомолвок и намёков! И потому, что бы ты ни увидел, чего бы ни коснулся, – и даже ты сам, кем бы себя ни считал! – всё это не является безусловно истинным… однако и абсолютно ложным тоже не является! И твои действия и цели – что бы ты ни определил для себя и за что бы ни взялся – не выльются, как ни старайся, в нечто рафинированно-идеальное, приносящее чистое благо, или однозначно лживое и вредоносное, если вдруг к подобному тебе взбредёт в голову обратиться! Такой вот парадокс!

Искатель замолчал, выжидающе глядя на Всадника.

– А вот тут бы как раз пригодилась твоя предыдущая реплика, – пояснил он своё затянувшееся ожидание и кивнул, приглашая Всадника продолжить за ним: – Но-о…

Но Всадник мешкал: он, с удивлением для себя и растерянностью, вдруг физически ощутил зыбкость этого мира, будто потерялась опора, – до головокружения, до потребности схватиться руками за что-нибудь основательное и прочное: за камень, у которого он сидел, за… да хотя бы просто за землю!

– «Но что мне делать? Как мне быть?» – форсировал заминку Искатель, озабоченно нахмурив брови (изображал своего собеседника – весьма, кстати, похоже). – Так вот, практичнее всего в подобных условиях относиться к миру, как к иллюзии, не забывая, однако, что эта иллюзия вполне реальна для тебя.

– Ты вроде упоминал простые методы… – глухо и устало проговорил Всадник: он таки переборол позыв улечься на живот, раскинув для пущей основательности руки и ноги, однако его надежда получить вразумительный ответ почти растаяла.

– Мы как раз подошли к главному, – улыбнулся Искатель. – Пусть мир иллюзорен, зато в нём содержится всё! Вся необходимая тебе информация! В том числе и та, которая касается памяти: все иллюзии так или иначе неразрывно связаны с нашим прошлым. Дело в том, что человек не может представить себе того, чего никогда не видел, а значит, в каждом, даже в самом фантастическом, образе присутствуют элементы памяти – целое их сплетение! Нужно лишь выделить что-то одно… ну, например, яблоко – и сосредоточиться на нём, спросить себя: «Какие образы, какие чувства вызывает у меня яблоко?» Так ты начнёшь вспоминать. Одно воспоминание потянет за собой другое – и так далее, и так далее… Целые гирлянды воспоминаний станут доступны тебе – берись за любую и ступай, куда поведёт. Рано или поздно доберёшься и до имени. Главное – крепко держать скрепляющую фрагменты памяти нить, то есть твоё намерение добраться до истока, – держать не отвлекаясь, не позволяя неизбежно возникающему рою ассоциаций растрепать её, оборвать и ввергнуть сознание в пучину хаотически сменяемых образов…

– И я всё вспомню?

– Ну… Конечно, память может проснуться и сразу, но скорее всего, процесс займёт длительное время. И всё же – ты вспомнишь, обязательно! Первым делом доберись до имени: вспомнишь имя – вспомнишь всё. Ведь истинное имя, скажу я тебе, оно как лицо: раз надел – не оторвёшь.

Всадник непроизвольно коснулся пальцами щеки, провёл по губам… Искатель улыбнулся.

– Однако сейчас ты находишься здесь, – Искатель показал глазами на мегалит, – в точке пересечения сил, в моменте выбора, а значит – должен принять решение независимо от того, помнишь ты что-либо или нет.

– Ещё одна неразрешимая задача? – невесело усмехнулся Всадник.

– Быть может, эта задача решается проще, чем кажется, – пожал плечами Искатель. – Поднимись на вершину Камня – как знать, вдруг оттуда удастся высмотреть то, что тебе нужно. Твою цель.

– Но как я заберусь?..

И тут до сознания Всадника дошло то, за что уже некоторое время периодически цеплялся его рассеяный взгляд: относительно ровные цепочки выбоин на поверхности скалы-пули, достаточно глубокие, чтобы поставить ногу или ухватиться рукой (и как он не распознал их назначение раньше?), – крутой спиралью поднимались они к вершине мегалита…

***

Подъём оказался не так сложен, как представлялось поначалу. Тёплый камень будто придавал сил, и, ни разу не обернувшись, Всадник достаточно быстро вскарабкался до самого верха. Там, на макушке мегалита, обнаружилась площадка, совсем небольшая, только-только уместиться стоя одному человеку – достаточно, пожалуй, безумному, чтобы решиться на подобную авантюру… или осознающему крайнюю важность этого действия – настолько крайнюю, что впору не просто преодолеть банальную человеческую неуверенность и даже обладающий собственной властью над телом животный страх, но самой жизнью своей рискнуть. И вот, Всадник (безумец и авантюрист или же отчаянно нуждающийся в ответах человек – он и сам сейчас, ошеломлённый собственным поступком, затруднялся определить) оказался на вершине, поднялся с колен и выпрямился во весь рост.

Незаметный у поверхности земли, здесь, на высоте, ветер обретал силу и, верно испытывая оказавшегося в его власти смельчака, нападал порывами, трепал волосы и одежду. Снизу, совсем маленький, словно игрушечный, на Всадника во все глаза смотрел конь,