— Не хочу, чтобы Изабел везла меня…

— Генри, милый…

Он вырвался из ее рук и бросил леденец на пол.

— Я не поеду с Изабел и с Хэмишем! Хочу, чтобы мой папа или моя мама отвезли меня. Если бы с тобой так поступили?

— Генри, послушай…

— Разве ты согласилась бы ехать с чужими людьми? Это очень жестоко.

— Я тебя отвезу…

— Этот противный Хэмиш задерет нос и не будет со мной разговаривать, потому что я младше его. Это несправедливо!

Захлебываясь рыданиями, он побежал к двери.

— Генри, я сама отвезу тебя…

Но его уже не было в кухне. Шаги простучали по лестнице, потом к его убежищу — спальне. Вирджиния стиснула зубы, закрыла глаза… еще бы уши заткнуть… Вот оно — захлопнулась дверь спальни и наступила мертвая тишина.

Вирджиния открыла глаза и посмотрела на Эди. Эди тяжело вздохнула.

— О, Господи, Боже мой, вот беда-то…

— Да, ничего из нашего плана не вышло.

— Бедный наш маленький птенчик, как он огорчился.

Вирджиния поставила локти на стол и запустила пальцы в волосы. Она чувствовала, что все зашло в тупик, выхода она не видит.

— Именно этого я больше всего боялась. — И она, и Эди знали, что после таких вспышек, хоть они случаются у Генри редко, он часами дуется, ни с кем не хочет разговаривать. — А я-то надеялась, что день пройдет спокойно, весело, ведь сегодня наш последний день вместе. И вот теперь Генри плачет и винит во всем меня, а мне и без того хоть вешайся. Эди, милая, что делать?

— Может быть, мне стоит прийти к вам опять после обеда и постараться развлечь Генри? При мне он ведет себя лучше. Вы уже все уложили? Я могу сложить то, что осталось, займусь разными мелкими делами, а он будет просто дома, с нами, и понемногу успокоится. Ему надо, чтобы все вокруг было спокойно.

— Эди, голубушка, неужели вы правда поможете мне? — Вирджинию переполняли благодарность и любовь.

— С удовольствием. Только мне придется сходить домой и накормить Лотти, но к двум я вернусь.

— А Лотти сама не может пообедать?

— Пообедать-то она, конечно, может, только сожжет кастрюли и сковородки и перевернет все в кухне вверх дном, так что лучше уж я сама ее накормлю.

Вирджиния почувствовала угрызения совести.

— Вы так много трудитесь, Эди. Мне ужасно стыдно, я сегодня сорвалась на вас, простите.

— И очень хорошо, что я оказалась под рукой. — Эди тяжело поднялась. — Теперь мне надо приниматься за дела, а то мы ничего не успеем. А вы пойдите поговорите с Генри, скажите, что он может побыть после обеда со мной и что я очень хочу, чтобы он нарисовал мне красивую картинку.

Как Вирджиния и ожидала, Генри лежал, закутавшись в одеяло и прижимая к себе Му.

— Не сердись на меня, Генри, — попросила она.

Он не ответил, его тело содрогалось от рыданий. Она села на край кровати.

— Конечно, мне не надо было предлагать тебе такую глупость. Но так советовал папа, и я тогда же подумала, до чего это глупо. Зря я вообще сказала тебе такое. Конечно, ты не поедешь с Изабел, ты поедешь со мной. Я отвезу тебя на машине.

Она умолкла. Немного погодя Генри повернулся на спину. Его лицо распухло от слез, но, кажется, он перестал плакать.

— Я не против Хэмиша, — сказал он, — но я хочу ехать с тобой.

— Ты и поедешь со мной. Может быть, мы сделаем наоборот — возьмем с собой Хэмиша. Это будет хорошо, Изабел не придется тратить время.

Генри всхлипнул.

— Ладно.

— А после обеда Эди опять придет к нам. Она сказала, что хочет побыть с тобой и чтобы ты нарисовал ей картинку.

— Ты уже уложила мои фломастеры?

— Нет.

Он откинул одеяло, и она обняла его, прижала к себе, тихонько качая и целуя в макушку. Немного погодя он вылез из-под одеяла, они нашли платок, и он высморкался.

И только тут Вирджиния вспомнила, что Эдмунд хотел поговорить с сыном.

— Папа просил тебя позвонить. Он на работе, ты знаешь его номер.

Генри пошел к ней в спальню звонить, но Эдмунд уже уехал, Вирджиния сказала ему слишком поздно.

В детской было тепло и тихо. В широкие окна светило солнце, ветки глицинии негромко стучали о рамы, качаясь на легком ветру. Генри сидел за большим столом в середине комнаты и рисовал. Примостившаяся на подоконнике Эди пришивала последние метки на его новые носки. Утром, когда она приходила работать, на ней было старое платье и передник, но сейчас она принарядилась и даже надела новую лиловую вязаную кофту. Генри был ужасно доволен, он знал, что она бережет эту кофту для самых торжественных случаев. Появившись, она сразу же разложила гладильную доску и перегладила выстиранное утром белье, которое сняла с веревки. Аккуратно сложенная стопка высилась на углу стола и очень приятно пахла.

Генри отложил фломастер и стал искать что-то в жестяной коробке.

— Что ты ищешь, голубчик?

— Шариковую ручку. Я нарисовал людей, и изо рта у них выходят такие пузыри, теперь я хочу написать в этих пузырях, что они говорят.

— Посмотри у меня в сумке, там должна быть ручка.

Сумка Эди стояла на кресле у камина, большая, кожаная, набитая всякими нужными вещами: там была расческа, пузатый кошелек, обтрепанная пенсионная книжка, банковская книжка, проездной билет на электричку, автобусный проездной билет. Автомобиля у нее не было, вот и приходилось всюду ездить на автобусах. Поэтому в сумке лежало и расписание — книжечка с надписью на обложке «Автобусная компания Релкирка». Роясь в поисках ручки, Генри увидел книжечку и неизвестно почему подумал, что расписание очень нужная вещь, может пригодиться, а у Эди дома наверняка есть еще.

Он посмотрел на нее. Она сосредоточенно шила, наклонив седую голову. Генри вынул книжку из сумки и незаметно спрятал в карман джинсов. Ага, вот и ручка. Он закрыл сумку и вернулся к столу.

— Что ты хочешь на полдник? — спросила Эди, немного погодя.

— Макароны с сыром.

Антикварный магазинчик Дермота Ханикомба стоял в дальнем конце деревни, за воротами перед въездом в Крой, на площадке у пологого спуска от дороги к реке. Когда-то здесь была деревенская кузница, и в доме, где теперь поселился Дермот, жил кузнец. Домик был очень живописен благодаря стараниям Дермота: огромные горшки с бегониями у входа, окна с решетчатым переплетом, толстая соломенная крыша. Но в кузнице он почти ничего не изменил: все те же стены из темного камня, черные от копоти балки, вымощенный камнем двор, где когда-то лошади фермеров терпеливо дожидались, пока их подкуют. И здесь-то Дермот поставил вывеску своего заведения: на борту древней, выкрашенной в синий цвет телеги красивым шрифтом написал «АНТИКВАРНЫЙ МАГАЗИН ДЕРМОТА ХАНИКОМБА». Надпись сразу бросалась в глаза, и многие из проезжающих мимо останавливались, так что торговля процветала. К телеге также было удобно привязывать собак. Вирджиния пристегнула поводки к ошейникам спаниелей и привязала другим концом к колесу. Собаки сели, с упреком глядя на нее.