Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но как же… — До нее наконец-то дошел истинный смысл, таящийся за его словами. Нет, он не может так поступить с ней. Окно спальни было открыто, в него влетал приятный, вовсе не холодный ветер, но Вирджиния дрожала, сжавшись в комочек. Пальцы, окаменевшие на трубке, побелели. — Завтра вторник, — сказала она. — Ты должен отвезти Генри в Темплхолл.
— Я не смогу.
— Ты обещал.
— Я должен лететь в Нью-Йорк.
— Пусть летит кто-то другой.
— Больше некому. Возникли сложности, мне придется их улаживать.
— Но ты же обещал! Ты сказал, что отвезешь Генри. Сама я ни за что не смогу его отвезти, я говорила тебе. Это было мое единственное условие, и ты его принял.
— Я помню и очень огорчен. Но то, что произошло, сильнее меня.
— Отправь в Нью-Йорк кого-нибудь другого. Ты в фирме главный. Пошли одного из своих помощников.
— Я и должен лететь именно потому, что главный.
— Именно потому, что ты главный! — Она уже не говорила, а кричала, громко и злобно, и сама это слышала. — Эдмунд Эрд, вы думаете только о себе и о вашей проклятой работе, больше никто и ничто для вас не существует. «Сэнфорд Каббен»! Ненавижу «Сэнфорд Каббен»! Я понимаю, как мало значит моя персона в твоей жизни, но я думала, что сына ты хоть немного любишь. Ты обещал не только мне, ты обещал Генри. Значит, обещание для тебя пустой звук, сотрясание воздуха?
— Я ничего не обещал. Просто сказал, что отвезу его, а теперь выяснилось, что такой возможности у меня нет.
— А я считаю, что это твой долг. Если бы речь шла о твоих делах, ты бы в лепешку разбился, но выполнил обещание.
— Вирджиния, веди себя разумно.
— Не буду! Не желаю сидеть здесь и слушать, как ты повелеваешь мне вести себя разумно. И я не повезу своего ребенка в эту идиотскую привилегированную школу, куда я с самого начала не хотела его отдавать. Все равно, что попросить меня отвезти какую-нибудь из наших собак к ветеринару и велеть усыпить. Ни за что, и не надейся!
Она кричала, как торговка. Ну и пусть, ей наплевать. Но голос Эдмунда, как всегда, звучал ровно и спокойно, доводя ее до бешенства.
— В таком случае я советую позвонить Изабел Балмерино. Попроси ее захватить Генри. Она же повезет Хэмиша; у нее в машине сколько угодно места.
— Если ты думаешь, что я способна подкинуть своего ребенка Изабел…
— Значит, тебе придется везти его самой.
— Вы негодяй, Эдмунд Эрд, и сами это знаете. Негодяй и эгоист.
— Где Генри? Я хочу поговорить с ним, пока я здесь.
— Генри нет дома, — сообщила Вирджиния не без злобного торжества. — Покупает у миссис Ишхак сладости.
— Когда вернется, попроси его позвонить мне на работу.
— Можешь и сам позвонить. — Бросив эту финальную ядовитую реплику, она грохнула трубку на аппарат и прервала омерзительно неприятный разговор.
Ее громкий голос был слышен даже в кухне.
— Что случилось? — спросила стоящая у раковины Эди, когда Вирджиния ворвалась в кухню как ураган, лицо несчастное, злое, в руках охапка мятого постельного белья, метнулась к открытой двери в прачечную и швырнула свою ношу в сторону стиральной машины.
— Вы расстроены?
— Ужасно расстроена, просто слов нет. — Вирджиния схватила стул, села и, скрестив руки на груди, обратила к Эди пылающее негодованием лицо. — Звонил Эдмунд, он сегодня улетает в Нью-Йорк, прямо сейчас, и всю неделю пробудет там, а ведь он обещал мне… обещал, представляете, Эди, что завтра отвезет Генри в школу. Я говорила ему, что никогда, ни за что на свете не повезу его сама. Я с самого начала была против того, чтобы Генри учился в этом проклятом Темплхолле, и в конце концов согласилась только потому, что Эдмунд обещал отвезти его туда сам.
Если Эди видела, что человек вне себя от гнева, ее не надо было учить, как себя вести.
— Когда руководишь крупной фирмой, все может случиться, любая неожиданность, — рассудительно сказала она.
— Неожиданности случаются только у Эдмунда. Другие как-то умудряются найти выход, не все ведь такие закоренелые эгоисты.
— Вы не хотите сами везти Генри?
— Ох, нет, ни за что. Даже думать об этом не могу. А Эдмунд меня вынуждает, это бесчеловечно.
Эди выжала губку для мытья посуды и задумалась.
— А что, если попросить леди Балмерино? Она могла бы отвезти его вместе с Хэмишем.
Вирджиния не стала признаваться Эди, что Эдмунд уже дал ей этот разумный совет и выслушал самый нелестный отзыв о собственной персоне.
— Не знаю. — Она стала обдумывать эту возможность. — Может быть, и попрошу, — мрачно вздохнула она.
— Изабел все понимает. Она сама такое пережила.
— Нет, такого она не переживала. — Эди было ясно: что она ни скажи, Вирджиния все встретит в штыки. — Хэмиш совсем не похож на Генри. Отправь Хэмиша хоть на Луну, его волнует только одно: когда обед или ужин.
— Верно, но я бы на вашем месте все-таки поговорила с Изабел. Зачем так ужасно расстраиваться, надо поискать выход. Если…
— Да, Эди, знаю. Если не можешь помочь беде, надо смириться.
— Верно, надо смириться, — рассудительно повторила Эди, беря чайник и наполняя его водой. — Сейчас лучше всего выпить чаю. Ничто так не успокаивает в тяжелую минуту, как чашка крепкого чая.
Когда Генри вернулся, волоча полную сумку сладостей, он застал Вирджинию и Эди за чаепитием.
— Смотри, мамочка, что я купил! — и он вывалил содержимое на кухонный стол. — Смотри, Эди! Батончики «Марс», «Смарти», молочный «Кэдбери», цукаты, засахаренные апельсины, шоколадные печенья, сливочная помадка, фруктовые рулеты… и еще миссис Ишхак подарила мне леденец на палочке, можно, я сейчас его съем?
Эди оглядела покупки.
— Надеюсь, ты не съешь все сразу? А то у тебя ни одного зуба не останется.
— Нет, мне этого надолго хватит. — Он уже разворачивал леденец.
Гнев Вирджинии слегка поутих. Она обняла Генри и сказала фальшиво жизнерадостным голосом:
— Папа звонил.
— Что сказал? — спросил Генри, облизывая леденец.
— Сказал, что должен лететь в Америку. Сегодня. После обеда у него самолет из Лондона. Поэтому он не сможет отвезти тебя завтра в школу. Но я подумала, что…
Генри перестал лизать леденец. Оживление на его лице погасло, он посмотрел огромными от страха глазами на мать.
Она помолчала, потом снова заговорила:
— …я подумала, что можно позвонить Изабел и попросить ее отвезти тебя вместе с Хэмишем…
Больше она ничего не успела сказать. Известие произвело на мальчика еще более ужасное впечатление, чем она со страхом ожидала: он горько зарыдал, полилась река слез…