— Пандора!

Все церковные дела были мгновенно забыты. Ви заспешила по натертому паркету, протягивая к Пандоре руки; спина у нее была стройная, прямая, висящая на локте сумочка раскачивалась.

— Дорогая моя девочка, как я рада! Какое счастье, что ты снова здесь.

— …Нет, Изабел, ты просто не сможешь собрать нас всех к обеду. Слишком уж много народу.

— Вовсе не много. Если я правильно сосчитала, одиннадцать человек. Всего на одну персону больше, чем сейчас.

— Разве Верена не набила весь твой дом своими гостями?

— Попросила приютить одного…

— Его называют «Грустный Американец», потому что Изабел забыла его имя, — встряла в разговор Пандора.

— Не повезло бедняге, — отозвался сидящий во главе стола Арчи. — Еще и приехать не успел, а его уже припечатали.

— А почему он грустный? — спросил Эдмунд, протягивая руку за стаканом светлого пива. В Крое за обедом вино не подавали, но не из экономии, просто таковы были традиции дома, их поддерживали уже несколько поколений Балмерино. Арчи считал, что это очень мудрая традиция, потому что от вина гости становятся болтливыми, их одолевает лень, а по его, Арчи, мнению, послеобеденное время надо проводить на воздухе, в движении, а не клевать носом в кресле над газетой.

— Может быть, он вовсе и не грустный, — ответила Эдмунду Изабел. — Может быть, он очень общительный и с чувством юмора, просто у него недавно умерла жена, и он взял отпуск на два месяца, надо же переменить обстановку, вот он и приехал ненадолго в Англию.

— Верена с ним знакома?

— Нет, с ним знакома Кэти. Ей стало жалко его, и она попросила Верену прислать ему приглашение на бал.

— От души надеюсь, что он не из числа беспросветно глубокомысленных восторженных кретинов, какими кишит Америка. Покажи им канализационный отстойник, и они из вежливости придут в экстаз, будут уверять, что это безумно, безумно интересно, и непременно спросят, когда его построили.

Арчи засмеялся.

— А что, Пандора, тебе часто приходилось показывать американцам канализационные отстойники?

— Боже упаси, ни разу. Это я так, к примеру.

Они сидели вокруг обеденного стола. Был съеден и по достоинству оценен нежнейший, идеально приготовленный ростбиф, розовый в середине, с гарниром из молодой фасоли, молодого горошка, жареного картофеля, с хреном и подливкой из мясного бульона и красного вина. Теперь приступили к десерту — ежевичное суфле со взбитыми сливками и торт с фруктами в горячем сиропе под шапкой из взбитых же сливок.

День, точно капризная женщина, вдруг перестал хмуриться и по не ведомым никому причинам разгулялся. Поднялся ветер, стало легче дышать. На полированный стол то и дело падали лучи солнца, ярко вспыхивали серебро и хрусталь.

— Ну что, Изабел, раз уж мы все обедаем у вас, я должна помочь тебе, пожалуйста, не возражай, — сказала Вирджиния, возвращая беседу к насущным заботам. — Я приготовлю первое блюдо или торт, или что скажешь.

— Спасибо, это будет замечательно, — призналась Изабел, — потому что я весь день накануне проведу в Коррихиле, буду помогать Верене убирать шатер цветами.

— Но ведь это день моего рождения, — возмутилась Ви. — Ты что же, забыла о пикнике?

— Нет, Ви, как я могла забыть, но вы уж простите меня, пожалуйста, я не смогу прийти — один-единственный раз за все годы.

— Надеюсь, больше никто меня не предаст. Вирджиния, тебе ведь не надо ехать к Верене и украшать что-то цветами?

— Не надо, Верена просто попросила меня дать ей на время мои самые большие растения в горшках и вазы. Но я могу отвезти их в Коррихил в среду.

— Когда приезжает Алекса? — спросила Люсилла.

— В четверг утром. Они с Ноэлем будут ехать ночью. Ноэль не может освободиться раньше. И конечно, они привезут собаку Алексы. Так что, Ви, они-то все будут на пикнике.

— Пожалуй, стоит мне составить список гостей, — улыбнулась Ви, — а то вдруг собьюсь со счета и приготовлю слишком мало еды или слишком много.

Она посмотрела на Генри. Мальчик был мрачнее тучи. Он очень расстроился, потому что все говорят о дне рождения Ви, хотя и знают, что его здесь уже не будет.

— Я пошлю в Темплхолл два огромных куска именинного пирога, один для Генри, а другой для Хэмиша, — как бы к слову сказала она.

— Только, пожалуйста, постарайтесь, чтобы его не смяли, — Хэмиш собрал ложкой последние капли сиропа с тарелки. — Мама мне однажды прислала торт, а крем протек через коробку, так сестра-хозяйка рассердилась, взяла и выбросила все целиком в бак для мусора.

— Злобная старая ведьма, — посочувствовала мальчику Пандора.

— И к тому же страшилище. Мам, можно еще?

— Конечно, но сначала обнеси всех.

Хэмиш встал и пошел с десертом вокруг стола.

— А мы в затруднении, — сказала Люсилла. Все посмотрели на нее: что такое у нее случилось, но без особого интереса. — Джеффу нечего надеть на бал.

Теперь взоры обратились к Джеффу, который почти весь обед молчал. Казалось, он слегка не в своей тарелке, и когда Хэмиш предложил ему еще сладкого, он явно почувствовал облегчение и с удовольствием погрузил ложку в остатки ежевичного суфле со сливками.

— Когда я уезжал из Австралии, у меня и в мыслях не было, что придется идти на прием. И потом, в рюкзаке не оказалось места для смокинга.

Все стали думать, как помочь Джеффу.

— Я бы дал тебе свой, — сказал Арчи, — но тогда самому нечего будет надеть.

— Папочка, да твой смокинг на Джеффа и не влез бы.

— Ну что же, можно взять напрокат. Съездить в Релкирк, там…

— Ах нет, папочка, напрокат ужасно дорого.

Арчи смешался.

— Прости, откуда мне знать.

Эдмунд внимательно рассматривал молодого человека, который сидел напротив него за столом.

— Мы с вами примерно одного сложения и роста. Если хотите, возьмите что-нибудь у меня.

Услышав это, Вайолет в изумлении уставилась на сидящего рядом с ней сына. Он словно и не почувствовал ее взгляда в упор, его спокойный, без улыбки профиль не выразил ровным счетом ничего. Анализируя свое столь нетипичное для матери недоумение, Ви поняла, что никогда в жизни не ожидала от Эдмунда такого порыва человечности и доброты.

А почему, собственно, она удивляется? Ведь он ее сын, ее и Джорди. Когда дело касается чего-то важного, он великодушен и щедр, ему не жаль ни времени, ни денег, он заботлив и деликатен. Если у Вайолет случаются неприятности или нужно принять трудное решение, она знает, что может обратиться к сыну, и, кстати, часто обращается, он все сделает и всегда поможет.

Но в мелочах… о мелочах он забывает. Небольшой знак внимания, ласковое слово, пустячный подарок, купленный мимоходом за несколько пенсов, но бесконечно дорогой, потому что о тебе думали, хотели сделать приятное, — этого от Эдмунда дождаться трудно. Вайолет нашла взглядом Вирджинию, посмотрела на массивный золотой браслет вокруг ее запястья… Его подарил Эдмунд — Вайолет даже думать не хотелось, сколько он стоил, — чтобы залатать их отношения. Насколько было б лучше, если бы они вообще не ссорились, если бы все это время не причиняли друг другу столько страданий…