Роберт хотел было сказать что-то, но тут же умолк под моим пренебрежительным взглядом.

– Ни слова больше! – велела я тоном, холодным как лед.

Поверженный, Роберт кивнул и пригорюнился, словно вся его пламенная страсть внезапно угасла.

– Солнце садится, – заметила я. – Нам пора.

Роберт снова кивнул в знак согласия и взял меня под руку.

– Только сперва я хотел бы тебе кое-что показать.

Он повел меня в сад и помахал рукой кому-то в доме. И в каждом окошке особняка зажглась свеча.

– Каждую ночь, что я проведу здесь, – торжественно начал он, стоя передо мной и держа меня за руки, – клянусь, до самого рассвета в каждом окне этого дома будет гореть свеча. И если когда-нибудь – я надеюсь! – ты решишь прийти ко мне среди ночи, огоньки этих свечей укажут тебе путь и я снова заключу тебя в объятия.

Он ласково прижал меня к своей груди и поцеловал с такой нежностью, какой я не ощущала за всю свою жизнь. Это чувство затеплилось в моей груди, слово свечи на подоконниках Маслодельни в Кью.

– Я люблю тебя, – прошептал Роберт.

А я в ответ сказала ему чистую правду:

– Я тоже тебя люблю.

Затем мы взялись за руки и медленно направились к лодке. Когда я вернулась во дворец, в реальную жизнь, мне пришлось расстаться со своим простеньким, но милым нарядом и снова ощутить себя правительницей после дня, наполненного радостью и удовольствием. Но даже когда французский посол низко склонился передо мной и стал читать поэму о любви, написанную одним из принцев королевской крови, рожденных Екатериной Медичи, я не могла думать ни о ком, кроме Роберта. Смежив веки, я сделала вид, будто нахожусь под сильным впечатлением от проникновенных поэтических строк, но на самом деле вспоминала, как нежно обнимал и целовал меня мой лучший друг детства.

Эми Робсарт Дадли Поместье Уильяма Хайда в Трокинге, графство Хартфордшир, апрель – июнь 1559 года

Когда мы встретились с Робертом в следующий раз, он умолял меня дать ему свободу. Происходило это в изысканной гостиной особняка Хайдов, куда он увел меня для личной беседы. Он укутал мои плечи нарядной шалью и усадил меня на скамью у окна. Я расправила пышные юбки из желтого шелка, поставила себе на колени корзиночку с принадлежностями для вышивки и вдела в иголку ярко-зеленую нить. Роберт даже сделал мне комплимент – ему понравилась картина, которую я вышивала. На моем холсте хитрая полосатая кошка притаилась на цветочной поляне, выслеживая красногрудую малиновку, несущую в клюве червя. Затем он отошел к камину. Мой супруг, сцепив руки за спиной и раскачиваясь на каблуках, наконец решился попросить у меня развода. Он сделал это таким же тоном, каким мог бы спросить, будут ли у нас перепелки на обед.

Он обещал не скупиться на содержание, обещал быть со мной «бесконечно щедрым», как будто не понимал, что деньги утратят в моих глазах всякий смысл, когда мое сердце будет разбито. При этом Роберт прекрасно знал, что делает, но смотрел на меня так, будто я была всего лишь фарфоровой фигуркой, которую он только что разбил вдребезги молотком. Пока он собирал принадлежности для вышивания, высыпавшиеся из корзиночки, которую я не смогла удержать в руках, я застыла от изумления с раскрытым ртом, смотря в пустоту перед собой невидящим взглядом. Но Роберт вновь перешел к делу, как будто он просто рассказывал мне, скажем, как лучше и быстрее добраться из Суффолка в Суррей.

Это будет несложно, ведь у нас нет ни детей, ни земель, ни имений, так что нам не придется даже обращаться в суд, пояснил он, закрыл корзиночку, погладил ее, словно милого маленького щенка, и поставил на скамейку рядом со мной. От меня требуется лишь дать свое согласие и подписать соответствующий документ – и наши брачные узы будут разорваны, а мы освободимся от бремени страшной ошибки юности.

– Ах, Эми! – вздохнул Роберт, опустился передо мной на колени, взял мои дрожащие, побелевшие от холода руки в свои и стал бережно растирать их, тщетно пытаясь согреть. – Сделай это ради Англии, если уж не хочешь сделать ради меня! Какая-нибудь слабая, мелочная, злобная и мстительная женщина непременно отказала бы мне, пытаясь причинить боль, и мы до конца своих дней не знали бы покоя, но я не сомневаюсь в том, что ты – совсем не такая! Ведь тебе не откажешь в здравом смысле, ты должна понимать, что позиции Англии сейчас весьма непрочны, и так будет до тех пор, пока королева не выберет себе супруга и не родит наследника престола. Но она не смеет брать себе в мужья чужестранца, не желая повторять судьбу своей сестры, заключившей союз с испанским принцем Филиппом. Но если она выйдет за англичанина… Это будет совсем другое дело, потому как такое ее решение с радостью поддержит весь народ, одобрение которого королеве нужно сейчас как никогда прежде. Она считает, что, поскольку именно простые люди возвели ее на трон, они должны помочь ей удержать власть в своих руках. И раз уж ей лучше выбрать англичанина, то кто, как не я, идеально подойдет на роль мужа? Я знаю ее с детства, мы дружили всю свою жизнь, с тех пор как познакомились во время занятий с наставником, когда нам было по восемь лет. Я был ее верным подданным и в хорошие времена, и в плохие, я даже распродал все свои владения, только бы она ни в чем не нуждалась. Я – человек образованный, обученный военной тактике, знаком с обычаями королевского двора и работой совета. Мой отец всему меня научил, со словами я обращаюсь так же ловко, как и с мечом. Во всей Европе не найдется более подходящей партии для Елизаветы! Только я смогу разделить ее тяжелейшую ношу управления государством. Я хочу этого, Эми! – Он сильно сжал мои руки, и мне показалось, что мои косточки вот-вот распадутся на крошечные кусочки, как и мое сердце. – Как же сильно я этого хочу! Но сперва ты должна отпустить меня! – Он привстал и принялся целовать мои щеки и шею. – Пожалуйста, милая моя, скажи, что выполнишь мою просьбу, и я надену наконец корону, предназначенную мне самой судьбой! Прояви истинное благородство и милосердие, живущие в твоем сердце. Отступись, сделай это ради Англии, ради блага всего народа, каждого мужчины, каждой женщины и ребенка, которые будут благодарны тебе за то, что ты принесла ради них в жертву свою любовь! Ты по-прежнему будешь оставаться моей любовницей, ведь я тоже люблю тебя… по-своему. Так что, если ты окажешь мне эту милость, я буду бывать у тебя, и Елизавета никогда ни о чем даже не догадается. А если в результате наших тайных встреч у тебя родятся дети, я непременно признаю их своими законными наследниками, упомяну их в завещании и оставлю им немалую толику своих владений, без права притязания на трон, разумеется.

Я чувствовала себя так, будто он только что четвертовал меня собственными руками, а теперь по доброте душевной предлагает мне целебную мазь и льняные бинты. Да как ему в голову могло прийти, что я, как Гризельда, откажусь быть его законной женой и стану довольствоваться редкими тайными встречами с ним в качестве любовницы? Какого же он низкого мнения обо мне! У меня все-таки еще осталась капля гордости!

Я с силой вырвала свои руки из его ладоней, вскочила на ноги, дивясь тому, что колени мои не дрожат от страха, и, обойдя его стороной, направилась к двери.