Маттеи, управлявшему ложей Трех мечей, созвать всех главных масонов. Государь приехал на собрание и предложил присутствующим высказаться, не признают ли они за лучшее прекратить масонские собрания ввиду распространившихся со времени Французской революции правил и продолжающихся покушений на общее мнение. Все ответили отрицательно, только Провинциальный Великий Мастер рижских лож барон Унгерн-Штернберг высказал, что мера, предложенная государем, необходима, особенно для пограничных губерний, куда могут проникать всякого рода люди. Государь остался доволен заявлением Унгерн-Штернберга и сказал: «Не собирайтесь более до моего повеления». По другой версии (Рейнбека), император, явившись в Москве на собрание влиятельнейших масонов, обошелся с ними весьма любезно, подал каждому руку и сказал: «В случае надобности пишите мне просто, по-братски и без всяких комплиментов». Братья же просили с открытием лож повременить. В том и другом случае, в кратковременное царствование императора Павла, русские масоны обречены были на безгласное существование.

Очерк свой мы должны закончить опровержением загробной клеветы на масонов. По темному преданию, Павел I, как нарушивший клятву ордена каменщиков, не покровительствовавший им и не разрешавший им собраний, был присужден масонами к смерти. Как ни увлекательно это предание для талантливого романиста, для историка оно не может иметь никакого значения: в огромной литературе о смерти Павла I нет ни малейшего следа участия в этом деле масонского ордена. Истина заключается разве в том, что среди недовольных правлением Павла были лица, принадлежавшие ранее к масонским ложам, но, повторяя слова Карамзина, мы спросим: кто же в России оплакивал смерть императора Павла?

Т. О. Соколовская

Раннее Александровское масонство

Ныне, когда феникс масонничества под благотворным скиптродержанием благословеннейшего из монархов получил новое бытие свое, мы видим ежедневно наш Восток озаряющимся новым блеском славы и добродетелей первейших мужей в государстве, приступивших к нашим братским работам.

Речь князя М. П. Баратаева

Под всемилостивейшим и умиротворяющим скипетром нашей Августейшей Монархини благотворный свет чистейшего и истинного франкмасонства, который, никогда навеки не угасая, скрывается порой под сенью таинственности, дабы избежать поругания и преследования, вновь озаряет восток в Санкт-Петербурге, в древней столице России и самых отдаленных провинциях обширной империи.

Печатный циркуляр ложи «Елисаветы к Добродетели»

I

Возрождение масонства

На утренней заре царствования императора Александра I русские масоны различных направлений объединены были одной мыслью: вернуть ордену вольных каменщиков утраченное им в России значение.

Круг вольных каменщиков, работавших втайне со времени заключения Николая Ивановича Новикова в 1792 году в Шлиссельбургскую крепость, был невелик. Недовольство правительства императрицы Екатерины II было великим оселком стойкости: большинство братии поколебалось в верности орденским заветам и прекратило собрания в ложах. Однако, как показало будущее, эти «слабые духом братия» не вовсе порвали связь с орденом, а лишь благоразумно выжидали для каменщических работ «благоприятнейших времен». Круг мужей испытанной верности, не прерывая тайных собраний, сохранил для масонов XIX века духовные масонские заветы, важнейшие орденские акты, обрядники и символические предметы; эти верные братья, «столпы ордена», как именовали их вольные каменщики, сберегли искру масонства под пеплом запрещения.

Ложа «Пеликана к Благотворительности» сберегла заветы шведской системы; акты братства Злато-Розового Креста хранились у И. А. Поздеева и А. Ф. Лабзина, который в последний год дарения императора Павла Петровича усиленно старался о привлечении новых членов в тайно образованную им розенкрейцерскую ложу; старания его увенчались успехом…

На самом рубеже двух веков, 15 января 1800 года, в Петербурге открылись работы ложи Умирающего сфинкса под молотком А. Ф. Лабзина[328].

По необходимости работая втайне первое пятилетие своего существования, ложа А. Ф. Лабзина принимала большие предосторожности, чтобы ее собрания не были обнаружены. На случай, если бы кто из членов переменил взгляды и пожелал выйти из братской цепи, он обязывался как честный человек ничего о ложе «не открывать, как бы вовсе оной не существовало», запрещалось разглашать о работах не токмо в миру профанском, но и в среде вольных каменщиков, если они не были ритуально приняты в ложе Умирающего сфинкса или к ней присоединены по всем правилам масонским.

Власть Лабзина, как управляющего мастера тайной ложи, была особенно велика, братья должны были беспрекословно ему повиноваться, ни в какие другие общества либо ложи без формального на то от него дозволения не переходить, никакому иному масонскому начальству не повиноваться, – если на то не последует от него именного указания: высшие орденские власти оставались братьям неведомы, их волю олицетворял прямой, непосредственный руководитель ложи, сам А. Ф. Лабзин.

Есть сведения, что ложа собиралась в небольшом деревянном доме на 13-й линии Васильевского острова; дом расположен был во дворе, так что с улицы света из окон видно не было. Точных документов, однако, об этом не сохранилось; достоверно лишь, что собрания были на Васильевском острове; сам А. Ф. Лабзин с 1799 года жил в казенной квартире в здании Императорской академии художеств, где занимал должность конференц-секретаря после П. П. Чекалевского, тоже свободного каменщика.

Ложа Умирающего сфинкса работала на русском языке, списка сочленов ее за первые годы не сохранилось, обстановка и обиход ложи не были особенно богаты; но круг братьев отличался большим рвением к орденскому делу; клятва гласила: «Посвятить всех себя и все свое, честь, имение и самую жизнь цели ордена»; старые розенкрейцеры благоволили к ложе – И. А. Поздеев, Н. И. Новиков, С. И. Гамалея и все бывшие еще в живых члены московского Новиковского кружка.

Несколько позднее, чем в Петербурге, а именно в 1803 году, стараниями тех же московских розенкрейцеров в Москве открывается тайная ложа под председательством сенатора П. И. Голенищева-Кутузова, под наименованием ложа Нептуна. Характер Павла Ивановича сказывается и в деятельности новообразованной ложи: скоро за ней упрочилась слава самой нетерпимой, фанатичной ложи. Состав не был многочислен, но, спаянный железной дисциплиной, действовал единодушно; обстановка ритуальная отличалась крайней простотой, почему члены и не облагались на устроение ложи стеснительными денежными поборами, сбирались деньги лишь на благотворительность и на борьбу с вольномыслием, которая выражалась скупкой изданий противного направления и помощью деятелям в духе крайнего пиетизма. Мистическая, алхимическая и магическая литература питала членов ложи; Якоб Бёме, Василий Валентин, Парацельс, Пордедж особенно чтились; с большими затратами сбиралась библиотека ложи Нептуна, куда поступали главнейшие сочинения по тайным наукам времен былых и новейшие, все, что имело авторитет у розенкрейцеров; кроме того, скупались и другие сочинения, имевшие значение для вольных каменщиков, как то: законы, установления и моральные наставления всех систем. На кожаных переплетах особо дорогих для ложи по содержанию своему книг отпечатлевали золотом треугольник и слово «Нептун», наименование ложи. Часть этой интереснейшей библиотеки сохранилась.

Иллюстрация из Mysterium