Все-таки Морен странная… Ищет информацию, а она — у нее в руках.

Открытка Хильде из Сан-Ремо, июнь 1939 года.

Что за история с Лондоном? Может, Лукаш напутал, и вовсе не Дольфи, а его отец туда собирался? Оказывается, Хильда жила в Праге на улице Градежинской, там же оказалась и я в августе 1968 года, когда в Прагу вошли танки. Но Морен это ни к чему.

Открытка Хильде из Терезина от 23 мая 1944 года.

Чтобы послать посылку в Терезин, нужно было иметь при себе специальный бланк в виде почтовой открытки со всеми данными узника. Такие бланки узникам выдавали раз в три месяца. Но кому отправить запрос? Видимо, у Хааса на воле никого не осталось, и Дольфи попросил мать помочь.

Эх, как я понимаю Морен, так бы хотелось показать эти открытки Лукашу… Но его не стало в 1998 году, а Курта еще раньше. Пошлю Морен последний отрывок, имеющий косвенное отношение к Дольфи.

* * *

«Марта была терезинской зазнобой, в нее влюблялись все до единого», — рассказывала мне ее подруга Вера.

«Как-то раз стою на лестнице, смотрю, незнакомый парень, подходит ко мне и берет под козырек (Вера вскочила и взяла под козырек, Марта смеется: „Точно, точно он!“): „Я Заксл, пришел жениться на вашей подруге“. И женился! Стали они с Мартой жить вместе, в каморке размером в собачью конуру. Вытянешься на нарах — упрешься пятками в стену. И был у Заксла друг Дольфи, так он принес с собой цветной мел и на разных языках написал: „Не ставить ноги на стену!“, а сверху нарисовал море, горы вдалеке, парусные лодки… Рыжий, веселый…»

К рассказу был приложен список погибших родственников.

Аузенберг Бедржих (1884), Аузенберг Аманда (1901), Аузенберг Герда (1929) — депортированы из Праги в Лодзь 16.10.1941. Аузенберг Теодор (1885) депортирован из Праги в Лодзь 26.10.1941; Аузенберг Мария (1890) депортирована из Праги в Лодзь 03.11.1941.

Аузенберг Гертруда (1907) депортирована из Праги в Терезин 30.07.1942, оттуда 25.08.1942 в Малый Тростинец; Аузенберг Рихард (1880) депортирован 03.08.1942 в Терезин, оттуда 25.08.1942 в Малый Тростинец.

Аузенберги Ида (1886) и Адольф (1914) депортированы из Праги в Терезин 12.02.1942; оттуда Ида депортирована в Замошть 28.04.1942, про Дольфи вы знаете.

* * *

Осушив молитвой лужу слез и укрепившись в духе, Морен исчезла из виду. Но не из фейсбука. Она продолжает вести школьный практикум по теологии и психологии, у нее появилась очередная внучка. Неразобранный «ящик с бумагами» ждет своего часа.

Корделия Эдвардсон, корреспондент газеты «Свенска Дагбладет», удостоена литературной премии Италии за книгу, написанную на шведском языке. Эту новость мне сообщила поутру моя итальянская подруга, переводчица русской литературы.

«Она живет в Иерусалиме, рядом с тобой, это твоя тема, она была в Терезине и Освенциме. Возможно, она еще не знает, что получила премию, это было вчера, срочно нужно интервью — поговори с ней, я быстренько переведу и опубликую в центральной прессе». Подруга прислала мне несколько абзацев из разных мест книги, которые она перевела для меня с итальянского, чтобы было за что зацепиться в беседе с новоявленным лауреатом.

1. «Девочка была наполнена серой пустотой. Нет ничего. Никого, ни человека, ни вещи, ни жизни и еще нет смерти… в этом сером тумане ничего не было, даже боли. Боль может прорастать только в человеческом мире, утопающем в человеческих слезах».

2. «Это — царство лагерей, на пороге смерти, царство пустоты и ничто — в отличие от того царства, которое описано в мифе об Орфее».

3. «В начале было слово, а в конце был пепел».

Средневековая мистерия. Серая пустота, серый туман, пепел… Серость, обнаруженная в средостении сферы немецким художником Рунге… Бог, определенный средневековым философом-сапожником Якобом Бёме как Великое Ничто… Глядя на сверкающую под солнцем серую металлическую набойку, Бёме вдруг понял, что свету необходима тьма, а тьме — свет. Долгое и витиеватое рассуждение на тему контрастов приводит философа к неожиданному выводу: предмет, вышедший из своего обычного состояния, не может найти дорогу обратно, то есть к самому себе.

Тогда Иерусалим — это точно город философа Бёме. В нем легко выйти из привычного состояния, но непросто в него вернуться.

* * *

Узкая улица Агадем с односторонним движением свернута подковой. В определенной точке этого полукружья и проживала Корделия, статная седовласая женщина в платье до пят.

Корделия Эдвардсон, 1994. Архив Е. Макаровой.

Ее королевское обличье заставило меня устыдиться. В ушах Корделии — массивные серебряные серьги, мои — пусты. Явилась в замызганных джинсах, неприбранная.

Скажу сразу: еда была очень вкусной — артишоки, мясо с картошкой (мясо лежало сырым на разделочной доске — две порции, у нас дома из‐за кошки такой номер не прошел бы никак). Жарилось мясо при мне. Картошка с грибным соусом. Плюс взбитые сливки с клубникой, тоже приготовленные заранее и вынутые из холодильника в нужный момент.