Я задумался. Похоже, у Цитадели непростой морально-философский бэкграунд. И в самом деле, что лучше – дать погрязнуть в пороке или прибить сразу, спасая от страданий в адах?

– Хм… Да тут настоящая жертвенность. Если уж парень верил в адские измерения, то понимал, что попадет в них за убийства еще невиновных, – пробормотал я.

– А если зеркало его обмануло? Ты когда-нибудь слышал о порядочных демонах, которые бы никогда не врали? У каждого есть шанс измениться, но он лишил своих людей выбора! – заявила Фэй, сжав губы в тонкую линию.

– Тогда его просто надули, – развел я руками. – Производитель магических зеркал грубо нарушил права потребителя. Должно висеть предупреждение, что показана лишь вероятность. Но у нашего героя нет сомнений, а значит, его мотивация чиста. Ты же остановишь ребенка, если увидишь, что он подобрался к кастрюле с кипятком, верно? Или будешь ждать, что он «выберет»?

– Да он сам стал повелителем демонов! – вскипела суккуба. – Какой тогда смысл в его победе и замене одного зла на другое?

– Он победил эгоизм и пожертвовал собственным будущим. Спасение не для себя, а для других. Это же только сказка. Тут прежде всего важен посыл.

– Спаси сначала себя, а потом вытаскивай и других. Какой толк, если оба утонут? – не унималась Фэй. Тема, видимо, задела ее за живое.

– Эгоизм всегда мимикрирует под рациональность, – невозмутимо парировал я. – Но зло будет возникать снова и снова, даже если очень правильно и грамотно его истреблять. Эго – корень всех наших проблем. С его побегами воевать бесполезно.

– Рубить головы слишком просто. Наверняка есть и другой способ! – не сдавалась суккуба.

– Возможно, – согласился я. – Но герой его не нашел и решил проблему по-своему. Да, внешне это выглядит поражением, но внутренне он победил. Очень удобно оставаться чистым и светленьким, не пачкая ручек.

Я начинал злиться. Как мы умудрились втянуться в «семейную ссору», обсуждая обыкновенную сказку?

– Хорошо, пусть он «внутренне победил» и нанес сокрушительное поражение собственному эгоцентризму. Но оно не стало решающим! Думаешь, в повелителе демонов останется что-то светлое и добродетельное? Наш герой станет даже злее, чем был! – с экспрессией воскликнула Фэй.

– Посеянное зерно рано или поздно взойдет в благоприятных условиях. Главное, его вообще посадить, а не вечно болтать об эффективности и целесообразности сева. Вот в чем настоящий смысл и суть этой легенды. Дорогая, не важно, как выглядят и к чему приведут наши действия. Мы понятия не имеем, во что они выльются, но, если мотив чист, все остальное приложится, – махнул рукой я, начиная уставать от напора суккубы.

– Семя взойдет? Да за время злодейства повылазит столько сорняков, что оно никогда не пробьется!

– Мы не помешаем вашему диспуту? – вежливо осведомилась Сельфина.

Мы оказались так заняты перепалкой, что не видели, как она вернулась из города. Причем не одна. Из-за ее спины опасливо выглядывали старые знакомые – Мафа и Зергель. Что ведьма им рассказала, если они с таким ужасом на нас смотрят?

Представившись, ребята предпочли оставаться на дистанции, которая казалась им безопасной.

– Они слегка нервничают, но это лучшие из тех, что подходят для Цитадели по уровню, – прокомментировала свой выбор Сельфина.

– Мы не кусаемся, правда, Фэй? – подмигнул я.

Она подыграла и томно посмотрела на Зергеля, видимо, замкнув его нейронные сети. А потом медленно провела язычком по губам, окончательно вогнав в ступор.

– Дорогуша, прикройся. Не наигралась? Не порть юношу, он нам еще пригодится, – одернула суккубу Сельфина. – Я едва уговорила ребят. У них выдалась плохая неделя.

– Как Макс себя чувствует? Лучше? – невинно поинтересовался я.

– Я говорила с ним, – кивнула магичка. – Он почти в порядке. Необычные галлюцинации и легкий психоз. Утверждает, что разговаривает с собственным бесом. Тот вроде бы даже подсадил его на какую-то дрянь. С ним работают наши гильдийские мозгоправы. Они разберутся.

– Есть подозрение, что мобы разумны? – Я сделал удивленное лицо.

– Вам виднее, – усмехнулась Сельфина. – Тут вот появилась оригинальная версия объяснения феномена Черного Кроля. – Она с трудом оторвала Зергеля от Мафы и бесцеремонно толкнула вперед. – Рассказывай!

И так сильно нервничающий парень едва не столкнулся с суккубой и разволновался еще больше.

– Кх-м-м… Заходил как-то раз в таверну монах… – неторопливо начал он, стараясь не смотреть в ее сторону.

– Будешь байки травить, как выйдем из Цитадели. Благодарную и доверчивую аудиторию гарантирую. Давай сразу к делу! – поторопила Сельфина.

– Хорошо-хорошо, я понял, – кивнул Зергель. – Монах как-то говорил, что мы подобны кораблю, в котором живет множество самых разных гостей. Они въезжают и выезжают, а их шумная совокупность образует иллюзию единой и цельной личности, которую мы считаем своим «я».

– А где физическое тело в твоей аналогии? – спросила Фэй, сразу же посерьезнев.

– Это и есть сам корабль, – кивнул он, видимо, гордясь, что ему уделено столько внимания. – Какое-то время его носят по свету ветра кармы, но рано или поздно он садится на мель или разбивается о рифы. Одна часть пассажиров уплывает на шлюпках, а другая сразу же тонет. Вот выживших и называют «душой».

– И она плавает в «море», пока не найдет новый корабль? – предположил я.

– Да. Монах называл это посмертное состояние мирами бардо. И блуждающая в них «душа» естественным образом займет «сосуд по размеру». А им может стать что угодно – человеческий ребенок, животное, тварь адских миров и, возможно, моб.

– Моб? – удивленно переспросила суккуба.

– Ну да, а почему нет? Такой «сосуд» всегда обусловлен особенностями самих пассажиров. А это привычки, мысли, мотивы, психика и, возможно, какие-то неизвестные «энергии». Все это затянет в подходящее тело, точно в воронку, – Зергель почему-то показал на меня.

– Зачем вводить лишние «тонкости»? Наше «я» может быть сложной машиной, самоорганизующимся набором алгоритмов, – предположил я, слегка раздражаясь, что его так внимательно слушает Фэй.

– Нет, не думаю, – не согласился Зергель. – Сознание нечто большее. Феномен понимания и осознанности требует чего-то еще. Машина прекрасно играет в шахматы, но не понимает игру. Ее можно научить собирать слова из иероглифов, но она не будет знать языка. Другой пример: когда оркестр настраивается перед выступлением, каждый музыкант играет свою ноту или мотив, но в целом это еще не музыка. А потом вдруг звучит Моцарт.

– Ладно, я понял. По-твоему, Черный Кроль – это реинкарнация умершего игрока?

– Понятия не имею, – пожал Зергель плечами, все больше раздуваясь от важности. – Это только одна из версий. Сансара не сотворит сознание из ничего, но в ней могут сложиться необходимые условия для его проявления. Тот монах говорил, что мир пропитан вездесущей «прото-осознанностью», зажигающей жизнь в телах, словно свечки. Она есть в каждом из нас, но ее свет, проявляясь, преломляется в «призме» нашего ума. Искажается и дает уникальный спектр на выходе, который и выглядит нашим «я». Поэтому мы и кажемся столь разными.