В небольшом дверном проеме показался полноватый усач лет пятидесяти, очень похожий на молодого человека со склада. При виде Марка он нахмурился и что-то пробормотал сквозь зубы.

– Привет, Фарид, давно не виделись, – начал Марк.

– Что тебе нужно?

– Поздороваться.

– Я тебя знаю, ты приходишь, только если тебе нужно что-то узнать.

Марк указал на Лудивину:

– Ладно тебе, Фарид, будь повежливее в присутствии моей новой напарницы.

Торговец переминался с ноги на ногу. Спустя несколько мгновений он все же решился, что-то буркнул по-арабски и пригласил их сесть.

– Фарид, не мог бы ты объяснить моей коллеге, у которой мало опыта в наших делах, что такое хавала?

Лудивина отметила, что Марк правильно произнес арабское слово: она уже не впервые это замечала и задумалась, действительно ли он знает арабский.

Фарид шумно выдохнул и мрачно взглянул на Марка.

– Не только мы этим занимаемся! – вскипел он. – Узкоглазые тоже так делают, они это называют «чоп»!

– Не мне, Фарид, – ей объясни.

Торговец сглотнул и после долгих раздумий повернулся к Лудивине:

– Хавала значит «я обещаю». Это способ передать деньги от одного человека другому, из одной страны в другую, не совершая денежный перевод.

– Как такое возможно? – удивилась Лудивина.

– Для этого нужны два торговца, которые работают вместе. Например, я здесь и мой напарник в Алжире.

– Или в Багдаде, – иронично заметил Марк, и Фарид бросил на него еще более раздраженный взгляд.

– Представьте, что какой-то человек в Алжире хочет передать своей больной матери во Франции тысячу евро, но не хочет обращаться в банк, потому что банк берет слишком большую комиссию, а матери во Франции придется потом платить налоги с этой тысячи. Он идет к одному из моих поставщиков апельсинов и просит оказать ему услугу за небольшое вознаграждение. Он отдает ему тысячу евро, мой поставщик звонит мне и говорит, что в следующем счете сумма, которую я должен ему уплатить, уменьшится на тысячу евро, но взамен я должен буду отдать эту тысячу евро человеку, который придет ко мне и скажет условленные слова. Для моего поставщика апельсинов это дело – пустяк, тем более что он все равно получает свою тысячу евро, не от меня, так от этого парня в Алжире, да еще и комиссию сверху. Для меня это тоже ничего не меняет: какая мне разница, кому платить – поставщику или кому-то, кто живет здесь. Это и есть хавала. Взаимовыручка.

– Иными словами, – подхватил Марк, – это удобный способ передачи денег, не оставляющий нам никакой возможности отследить эти деньги. Все делается втихую, в стороне от банков и информационных систем. Мы не знаем, куда поступают деньги и в каких количествах. Отдельно отмечу, что такой способ очень выгоден для какой-нибудь террористической сети, которая хотела бы получать финансирование незаметно от наших глаз.

В комнату вошел молодой человек с подносом в руках: он поставил на стол мятный чай и тут же исчез.

– Ты понял, зачем мы пришли? – спросил Марк без тени дружелюбия в голосе.

– Мне нечего тебе сказать, – так же сухо ответил Фарид.

Марк поставил на столик перед собой свой стакан с чаем, к которому не притронулся. Он склонился к торговцу и сказал ему очень тихо, с угрожающим видом:

– Если мне надо будет тебя достать, я натравлю на тебя налоговиков и целую свору бухгалтеров, и они разберут всю твою фирму на кирпичики. Меньше чем через полгода ты, твоя жена и пятеро детей будете хлебать говно в сточной канаве. Ты этого хочешь?

Фарид ненавидел офицера из ГУВБ всеми фибрами своей души, это явно читалось у него на лице. Он облизнул губы, опустил глаза, взял со стола свой стакан, от которого все еще шел пар.

– Что ты хочешь узнать?

– Ты расскажешь мне обо всех своих хавала за последние полгода. Не о небольших суммах, которые ты передавал, чтобы помочь золовке или кузену твоей племянницы, на них мне плевать. Мне нужны все операции с незнакомцами, с теми, о ком ты ничего не знаешь и не захотел знать. Мы давно знакомы, Фарид, у тебя нюх, ты за километр чуешь неприятности. Вот что мне нужно. И уж поверь, ты сумеешь разобраться, о чем я сейчас говорю, и назвать те самые имена, потому что тебе придется выбрать: либо ты выдашь мне несколько человек, и они навсегда исчезнут из твоего поля зрения, либо рассердишь меня тем, что я не получу от тебя ничего дельного.

– Я не сделал ничего дурного…

– Фарид.

Марк задрал подбородок, твердо взглянул на собеседника.

– Клянусь, это не то, что тебе нужно. Просто деньги на наркотики, я сразу понял.

– Дилеры?

– Именно.

– Все равно выдай мне имена, адреса, суммы и имя поставщика, который попросил оказать ему услугу.

– Но…

– Если ты сам и не передавал никаких денег сомнительным людям, то твои приятели из Уя или Мант-ла-Жоли, возможно, передавали. Я хочу, чтобы ты навел справки.

– Но у меня будут неприят…

– Ты уже в дерьме, Фарид. Ты пока еще можешь дышать, потому что оно доходит тебе до шеи, но, если ты продолжишь играть со мной в дурачка, вся твоя семья нырнет следом за тобой, и вы все захлебнетесь.

Фарид отшвырнул свой стакан, и горячий чай разлился по столу.

Марк поднялся.

– Мне нужны имена к концу недели. Иначе я перестану удерживать налоговиков.

Они шли к машине под серым ноябрьским небом. Лудивине было немного стыдно. Еще до того, как разговор с Фаридом окончился, ей пришлось бежать в туалет: ее вырвало всем, что она сумела впихнуть в себя на завтрак. Холодный пот. Паника. Ощущение, что она задыхается, что ее медленно накрывает саван смерти. Лудивина хваталась за стены, чтобы не упасть; она задыхалась. Она все же сумела овладеть своим телом, но тут же сдалась и разревелась, сидя на крышке унитаза, спрятав лицо в ладонях. Все смешалось. Ужас от воспоминаний о голом мужчине, эйфория от того, что ей удалось спастись, нравственные компромиссы, на которые ей пришлось пойти. Ей казалось, что она чуть ли не продала себя, чтобы выжить: ей удалось принять это, но порой на нее все же наваливалось чувство вины. В конце концов смятение все же прошло, Лудивина вытерла покрасневшие глаза и, пряча взгляд, вышла к Марку.

Марка было не так-то легко провести. Он удивленно взглянул на нее и тут же, встав между ней и Фаридом, вывел ее на улицу. Он ничего не сказал, когда они остались вдвоем, – словно не мог себе позволить отвлекаться на подобные проявления слабости или считал, что для Лудивины лучше будет с головой погрузиться в работу.

– Деньги – нервная система любой войны, даже войны, которую ведут террористы, – пояснил он. – Террорист-одиночка может взорвать что угодно за гроши – например, за пять минут получив потребительский кредит. Его собственных средств хватает на его перемещения, и потому нам достаточно сложно за ним следить. Но вот крупная операция требует больших затрат. Покупка фальшивых документов, тяжелого оружия, материалов для изготовления бомб, все, что нужно для выбора места, аренды складов, машин и так далее. Тут нет места импровизации: им нужны деньги, а их можно добыть тысячей разных способов. Их может привезти курьер – но он рискует попасться на таможне с сумкой, набитой наличными. К тому же курьеру нужно куда-то ехать, а это не всегда просто устроить. Другой вариант – организованная преступность, которая часто служит террористам источником самофинансирования, но этот вариант связан с множеством рисков, хотя, конечно обокрасть неверного – не грех, раз его деньги послужат делу ислама. Есть даже соответствующие фатвы, краткие практические решения, основанные на догмах Корана. Но вот если террористы связаны с организацией масштабов ИГИЛ, ворочающей миллиардами, то все гораздо проще: нужно лишь, чтобы их посредник на той стороне – в Ираке, в Сирии, в Турции – связался с местным экспортером, а их там хоть пруд пруди. Дальше дело делает хавала.