Слэш закидывается на балконе Жабьим ядом

У нас с Акселем были очень интересные отношения, полные любви и ненависти. Большую часть времени мы с ним напоминали приятелей-рыбаков, которым не о чем говорить, когда они не на рыбалке. Потом наступили времена отличного взаимопонимания, и он приходил ко мне поговорить, если ему хотелось. Иногда были периоды, когда между нами словно возникал невидимый барьер, и мы вообще не общались. За несколько месяцев до того, как мы снова начали писать, у Акселя и Эрин возникли серьезные проблемы в отношениях, и у нас с ним состоялось много глубоких разговоров на эту тему. То, что они пережили, было очень серьезно: как-то раз после поездки в Чикаго мне пришлось пойти к Эрин домой, чтобы помочь им помириться. В каждой паре есть свои внутренние механизмы, и чего я никогда не взялся бы утверждать, так это того, что я понимал внутренние механизмы их отношений. Тем не менее я дружил с ними обоими, поэтому мог выступить в качестве посредника. Несмотря на все дерьмо, происходящее с Guns, мы по-прежнему оставались друзьями. Когда я был нужен Акселю, я был рядом.

Саморазрушение с помощью наркотиков – это мое возмездие, когда я разочаровываюсь в творчестве. Именно под таким предлогом я иду по неверному пути. Для наркоманов это обычное явление. И вскоре после возвращения в Лос-Анджелес, учитывая положение дел с группой, я сразу же воспользовался такой возможностью, как только она представилась.

Мы с Меган уже устроились и были счастливы в нашем новом доме. Она оказалась настоящей хозяйкой и стала содержать дом в порядке, готовить еду и вести домашний быт очень естественно. Она рано ложилась спать, утром вставала и шла в спортзал, а потом убиралась и готовила ужин. Через несколько недель из Чикаго приехала ее подруга Карен, и они целую неделю ходили по магазинам. Это был первый день, когда я остался один и случайно встретился с подругой, с которой не виделся много лет, – девчонкой из эпохи «Эль Компадре». Это потрясающий мексиканский ресторан на углу Сансет и Гарднер, и, когда Guns еще только шли на вершину, мы с Даффом постоянно зависали там с целой свитой, как будто это наше место: приводили туда девчонок, и они отсасывали нам или трахали нас прямо под столом, чего мы только не вытворяли.

Эта старая подруга, с которой я столкнулся, раньше делала стрижки, в том числе и мне, и она упомянула, что приторговывает героином, – а большего мне было и не надо. Потом она пришла с целым пакетом чистых шприцов, и не успел я ничего осознать, не успел Аксель вернуться в Лос-Анджелес, не успели Меган и Карен вернуться с шопинга в Мелроуз и Беверли-Хиллз, – как я снова подсел на героин.

Меган была одной из тех девчонок, которые выбирают не того, а потом проходят с ним огонь и воду. Она оказалась довольно невинна; возможно, думала, что влюбилась, но не думаю, что она имела хоть какое-то представление о том, во что ввязалась или что со мной происходит, когда мы вернулись в Лос-Анджелес. Мы познакомились, когда я был в стельку пьян. И, как я уже упоминал, невооруженным глазом видно, что героиновый наркоман ведет себя точно так же, не считая того, что употребляет вместо алкоголя героин. Меган была настолько наивна, что не обратила внимания на то, что я внезапно перестал выпивать два литра водки в день, хотя, если уж на то пошло, теперь я был еще более не в себе – если не сказать хуже.

У нас сложились очень милые и очень странные отношения в стиле пятидесятых. Меган ухаживала за домом, а потом ложилась спать в десять или одиннадцать вечера, а я не спал всю ночь, сидел внизу в гостиной и каждые несколько часов кололся в ванной с черными стенами. Иногда я писал песни на диване, иногда просто смотрел на змей. Прежде чем я успевал заметить, уже наступало утро, Меган просыпалась, и мы здорово проводили время вместе, пока я не устану. Она никогда не задавала вопросов, и какое-то время мы были очень счастливы. У нас для всего были свои милые прозвища. Она все называла «милым» и «славным», а я был у нее «милашом». Если подумать, Меган говорила совсем как Дженнифер Тилли.

Меган была, как я уже упоминал, очень домашней. Она привела дом в порядок, особенно кухню, и сделала его вполне пригодным для жизни. Ей нравилось приглашать гостей на ужин, если представится такая возможность. Помню, как-то раз ко мне зашел Марк Мэнсфилд, скорее, для того, чтобы накуриться и наверстать упущенное, чем для того чтобы поесть, но Меган устроила нам настоящий пир: подала разных цыплят с несколькими гарнирами, чесночный хлеб и хороший салат, и все с настоящей сервировкой. Она была очень довольна и, казалось, совсем не замечала, в каком мрачном состоянии находились мы с Марком. Мы были так накурены, что просто игрались с едой. Это и не важно. В конце вечера Меган сказала мне, что Марк – очаровашка. Меган была интересна и в других отношениях: чаще всего, вместо того чтобы трахаться, она любила просто дрочить мне и смотреть… Думаю, у нас и правда были довольно странные отношения.

Склонность Акселя к общению через менеджеров продолжалась и после его возвращения из Чикаго вплоть до моих последних дней в группе. Зато начало этого общения, возможно, хоть как-то открыло глаза Алану и Дугу, потому что они вдруг стали отчаянно пытаться снова загнать нас всех в одну комнату. Успех G N’ R Lies создал огромный спрос, а мы с тех пор ничего не выпустили. Мы могли бы устроить аншлаг в мировом турне на основе дебютной пластинки трехлетней давности и EP с четырьмя новыми песнями. Полагаю, что большинство других групп не пользуются таким спросом, но мы не собирались торопиться со следующим альбомом, вероятно, потому что мы никак не могли за него сесть.

Лично я стал мрачнее, чем когда-либо; плотно подсел на спидбол, и мне очень нравился побочный эффект особенной галлюцинаторной паранойи. Никто не учил меня его принимать. Я просто решил, что это самый лучший наркотик в мире. Кокаин и героин были хороши и по отдельности, так что я был уверен, что они подружатся.

Какое-то время у меня ушло на то, чтобы понять, в какой пропорции они приводят к желаемому эффекту, а экспериментировать было бесконечно весело. У меня было несколько разных техник, но обычно я сначала вкалывал кокаин, а затем героин. Смешивать их тоже было весело, но я часто вводил их по отдельности, потому что мне нравился ритуал со шприцом. Меня всегда заводил сам укол.

Спидбол – лучшие американские горки, на которых я когда-либо катался. Волна кокаина поднимала меня вверх, а затем в игру вступал героин, и поездка принимала неожиданный поворот. Теперь эти двое переплетались и по очереди сменяли друг друга. Заканчивалось всегда тем, что героин у меня исчерпывался быстрее кокаина, поэтому я вечно балансировал на грани надвигающегося сердечного приступа. В конце такого вечера у меня оставалось ясное ощущение того, что за мной наблюдают, поэтому я решил, что бродить по дому вооруженным до зубов – хорошая мысль.