Земля подо мной раскачивалась все сильнее и сильнее, я прикрыл глаза ладонью и как-то совершенно незаметно для себя провалился в забытье.

Просто – раз! – и отключился. Даже обрез в рюкзак не спрятал…

Очнулся, когда начали грузить в автомобиль. Причем грузить крайне неосторожно. Не за руки, за ноги, но близко к тому.

– Вы совсем охренели, что ли? – возмутился я, разлепив веки. – Отпустите!

Парни кочевряжиться не стали и усадили меня на землю. Я оперся о порожек внедорожника и заполз на уже застеленное полиэтиленовой пленкой сиденье

Вот Виталий нехороший человек! У него товарищ весь в крови и беспамятстве валяется, а он о чистоте в салоне заботится!

Впрочем, какой я ему товарищ…

Охранники забрались в автомобиль, Виталий выкрутил руль и помчал нас в институт. По дороге я вновь провалился в забытье, но, когда приехали, сознание прояснилось, и мне удалось самостоятельно выбраться из внедорожника и улечься на дожидавшиеся меня во дворе НИИ носилки.

– Передай Шептало телефон и рюкзак. – Я протянул свой мобильник Виталию и скомандовал парням: – А теперь понесли!

И понесли, никуда не делись. Чуть ли не бегом оттащили в медкабинет, и там меня моментально взяли в оборот. С ходу сделали с десяток подкожных инъекций, напичкали таблетками и воткнули в вену капельницу для переливания плазмы крови.

Я от такого напора как-то растерялся даже. А там уже и куратор пожаловал. Бодрый, гладковыбритый, в новом костюме и свежей сорочке, пахший не табаком, а туалетной водой.

– Разговаривать можешь? – уточнил он, усаживаясь напротив моей койки.

– Да вроде.

– Ну и замечательно, – с нескрываемым сарказмом произнес Владимир Николаевич. – Ты башкой-то лишний раз не верти, болезный.

– Да нормально уже, отпустило, – прохрипел я, с трудом разлепляя пересохшие губы, сделал несколько глотков минералки и спросил: – Рюкзак передали?

– Да

– А снимки на телефоне?

– Скачали, – кивнул куратор и выложил мой мобильник на прикроватную тумбочку. – И отпечатки пальцев уже проверяем. Водительские права оказались фальшивыми, – пояснил он, – а семисотый «Ремингтон» с таким серийным номером в Россию не поставлялся. По «стечкину» эксперты пока ничего сказать не могут. Есть какие-нибудь предположения по личности стрелка?

– Никаких. Но его точно туда кто-то провел.

– Понятно.

– Комиссия прилетела?

– Прилетела, – скривился Владимир Николаевич. – И мне сообщать им о безвозвратной потере бласт-бомбы.

– Восстановлению не подлежит?

– Нет.

– Плохо. Меня когда выпишут?

– После обеда обещают.

– Это радует. – Сделав несколько глубоких вдохов, я зажмурился, но мир немедленно начал раскачиваться и пришлось открыть глаза. – Когда новую бомбу доставят?

– Завтра к вечеру.

– Время-то останется, чтоб эвакуацию успеть объявить? Если что…

– Если что, у нас в запасе останется чуть меньше суток. Поэтому лучше обойтись без всяких «если что». – Шептало подошел к зеркалу и вытащенной из внутреннего кармана пиджака расческой пригладил волосы. – Второго шанса никто не даст.

– Постараюсь, – пообещал я, обнадеженный тем, что меня не стали списывать со счетов. Понимаю – просто заменить некем, и все же, все же…

– Ладно, отдыхай. Мне на совещание пора. И да, – обернулся он на пороге, – пока есть время, подумай о том, что именно ты расскажешь нашим московским коллегам.

Владимир Николаевич вышел из палаты, а я какое-то время размышлял о совете куратора, но вскоре не выдержал и задремал. Когда проснулся, капельницу уже выдернули, а руку перевязали.

Усевшись на кровати, я поправил сбившуюся простыню и погладил оставшееся от раны пятно гладкой кожицы, нежной настолько, что подушечка указательного пальца прошлась по ней словно наждачная бумага.

Но – зажило и ладно. А подстрелили бы в реальном мире, и кто знает, чем бы все закончилось?

Тут приоткрылась дверь, и в палату проскользнула Алена.

– Лед, я так рада, что с тобой все в порядке, – произнесла она, усаживаясь рядом.

– А уж я-то как рад, – вздохнул я и, обратив внимание на покрасневшие глаза, усмехнулся: – Ты плакала, что ли?

– Немного. – Зимина деловито достала из сумочки косметичку и принялась пудриться. – Я же переживала!

– Пустяки.

– Пулевое ранение – это пустяки?

– Бывало и хуже.

– Я видела, да. – Алена бесцеремонно откинула укрывавшую меня простыню и провела пальцем по плохо заросшим шрамам на ребрах. – На тебе живого места нет! Может, хватит уже?

– Что – хватит?

– Займись чем-нибудь другим. Получи образование…

– Диплом у меня есть, – вздохнул я. – И последние пять лет никто не пытался меня убить. Это просто форс-мажор. Чрезвычайная ситуация. Не в счет.

– Еще как в счет! Прошла бы пуля чуть выше – и все. Тебя бы не стало! Просто не стало, а мы бы даже не узнали, что именно стряслось!

– Ален, хватит. Не маленький, сам все понимаю. Просто выхода другого нет. Заварил кашу, теперь расхлебывать придется.

– Тридцать лет, а ведешь себя как пацан.

– Это плохо?

– Пора повзрослеть, не находишь? Так ведь и шею сломать недолго.

– С этим не поспоришь, – невесело улыбнулся я и с некоторой опаской спросил: – Ты не сердишься? Ну за тот случай с Виталием.

– Да я тебя убить хотела! – подпрыгнула Алена. – Стыдобища такая! Готова была под землю провалиться! Когда выяснилось, что именно ты задумал, даже легче стало.

– Пока я все не испортил.

– Зачем ты это сделал? – Девушка взяла меня за руку и повторила вопрос: – Зачем?

– Они убивали людей. Просто хватали первых встречных и убивали. Посвящение у них было такое.

– Это неправильно, – покачала головой Зимина. – Их надо было судить. Или расстрелять без суда, но ты не должен был брать это на себя…

Я вспомнил темный подвал, скользящий по грязному полу луч фонаря, тошнотворный запах и передернул плечами.

– Они убивали людей, оттаскивали тела в подвал и там сжигали. Наверное, чтобы меньше воняло. И когда я заглянул в ту комнату, из кучи, откуда-то с самого низа торчала детская ножка. Маленькая, тоненькая, в обгорелой сандалии, синенькой такой. И я просто сорвался.

– Ужас какой!

– Не без этого. – Про видеозаписи с трофейного телефона и вовсе вспоминать не хотелось. – До сих пор выворачивает…

– Но зачем они убивали? Ладно, оборотни ничего в нечеловеческом обличье не соображали, а они? Неужели это так магия на людей влияет?