– Тот мальчик без приглашения?

– Нет, что вы. Солидный господин с приглашением, никаких случайностей. – Арьянец сделал на последних словах едва заметное ударение, явно показывая их значимость. – Иных врагов у вас в вагоне нет. Убедительно прошу об ответной любезности: сообщите, по какой причине герр Петрофф покинул поезд?

– Это было условие моего мужа, которое как раз и позволяет нам продолжить поездку и не нарушать планов.

– Мужественное решение, сударыня.

– Надеюсь, еще и верное, – усмехнулась я.

– Однозначно верных решений в природе не существует, и это неплохо, – осторожно сообщил арьянец и позволил себе улыбку. – Я лично телеграфирую вашему герру Коршу. Запрошу любого мага в охрану, то есть, подчеркиваю, на сей раз человека по его выбору.

Мадейра, Шартр, 28 октября

– О боги! – в отчаянии заломил руки пожилой мадейрец, обращая лицо к сиянию осенних небес. – За что вы наказали меня, обременив этим дураком?

Синий, переходящий в лазоревую безмятежность по краю, купол храма осени не отозвался эхом на стоны несчастного. Исчерпав список адресатов для принятия жалоб, тот понуро уставился на стену. Слой штукатурки лежал ровно, работа была проделана безупречно во всех отношениях, придраться не к чему, не зря приятель так расхваливал наемного чужеземца и его таланты в ремонте. И быстро, и без споров, и оплата ничтожная, даже по меркам небогатой Мадейры, захолустья большого Ганзейского протектората.

Провинции большого альянса – не одна эта, а сразу несколько – с недавних пор словно бы проснулись, встрепенулись и вздумали мечтать о славе и достатке полноценных стран. Решения, которое устроило бы всех, пока не нашли: то мечтали о создании Лайнского союза, то грезили о полной свободе…

Здесь, в провинциальной столице, сходили с ума, увлеченные заманчивой идеей: обособление государства Мадейры, великого – а как же без величия? – и независимого. Не все еще определились, что звучит лучше и сулит бо́льшую пользу. Первое – величие в рамках нового альянса – нравится многим, и особенно соседям, таким же нетитульным в Ганзе: Балге, Кервии, Серпе… Второе греет душу гордым сынам Мадейры, для которых независимость – это возможность самим стать ровней Норбургам и перечисленных соседей постепенно внести в нетитульные нации более мелкого союза. Без их согласия, правда, но, когда хочется власти, подобные мелочи не смущают.

Мадейрец, что обреченно рассматривал стену, без особой теплоты относился к обеим силам. Он отвечал в муниципалитете Шартра за ремонт обветшалых стен домов и оград по пути следования кортежа эрцгерцога Карла Льюиса. Этот маршрут известен каждому горожанину до мельчайшей детали, давно уже выбраны места, откуда всего удобнее глазеть на зрелище. Многие жители рады появлению высокого гостя. Помогают по мере сил – приводят в относительный порядок сады, высаживают не в сезон цветочки на клумбах, вывешивают корзины под окнами и на балконах. Муниципалитет небогат, всякому понятно. А выглядеть убого перед гостем не хочется… Приятель вон нашел дешевого работника и сам взялся проверять за ним дело и даже помог с материалами.

– Это что? – громко и раздельно, акцентируя каждый звук, выговорил мадейрец.

– Ишак, – важно и гордо пояснил Равшан.

Видимо, предполагая немалую глупость в собеседнике, он ссутулился, оттянул пальцами уши вверх и воспроизвел крик «ии-а, ии-а»… Выпрямился и широко улыбнулся, снова указав на стену. Караван ишаков Равшан изобразил в творческом порыве, сверх оговоренных работ, бесплатно. Животных он обводил краской по трафарету, только уши у каждого рисовал разные.

Постепенно у стены собирался народ, рассматривая «фреску» и обсуждая, как к ней отнесется высокий гость. Он уже прибыл в город и пока что находился на вокзале.

– Закрась! – рявкнул мадейрец и показал рукой движение кисти с краской.

– Ишак! – обрадовался Равшан, заподозрив взаимопонимание. – Крась-крась…

На ганзейском наречии он знал не более десяти слов, важнейших для выживания. Мог попросить есть и пить, сказать «хорошо», «плохо», «спасибо» и «привет»… И сейчас изливал на заказчика все свойственное его народу уважение к начальству. Круглое лицо сияло широчайшей солнечной улыбкой, узкие глазки щурились, и мадейрец впервые заподозрил в них тень лукавства.

– Спасибо! Хорошо, привет! – выдал Равшан самую подходящую к случаю часть словарного запаса.

Поднял ведро, вскинул на плечо сумку и пошел прочь. Серые, рыжие и красные ишаки остались на стене, деть их было некуда, время не позволяло.

– Однако же сей дурак-с внес уже третью поправку в наши планы, сударь, – с рассудительным раздражением отметил мужчина средних лет, что устроился у столика кафе в полусотне метров от стены с ишаками. – Он закрасил два окна-с, он починил забор излишне надежно. И вот – новая глупость.

– Князь, дались вам его рисунки, – лениво усмехнулся собеседник недовольного, любовно поглаживая инкрустированную серебром трость с набалдашником слоновой кости. – Мы сместим нашего человека вон к тому углу дома, у начала набережной, это даже удобнее. Сюда будут смотреть все, на ослов-с… Поскольку и сами они ослы-с. После спросят: кто отвлек внимание? Любой и покажет под присягой: дурак Равшан начудил-с… Он будет кругом виновен, он же теперь бомбист и – как же это правильно? – фундаменталист, да-с. Вся слава ему. Это не помеха, бомбист Равшан разместится там, еще до рисунка. Мы обсуждаем суетные мелочи, и все они не понадобятся. Если вы доставили именно то, что обещано, да-с. Особенный подарок. Он сработает, и пусть истинные поборники славы и чести Мадейры останутся в тени.

– Вы доставили то, что я заказывал?

– А вы?

– Извольте не отвечать вопросом на вопрос, не с мальчиком препираетесь, да-с, – вспылил названный князем и осекся, заметив внимание стоящей у стойки дочери хозяина кафе. – Вот, извольте.

Он толкнул пальцами по столу прямоугольник, похожий на открыточки, какие вкладывают в букеты с цветами. Собеседник развернул, изучил и убрал в нагрудный карман. Извлек похожую бумагу и отдал.

– На указанную сумму пресса будет возмущена до бешеной пены у рта, все мы в едином порыве обратимся за помощью к нашему старшему брату, ликрейскому медведю, – усмехнулся собеседник князя. – Люди уже подобраны, шум произведут преизрядный, да-с. Можете смело сообщить вашему льву, что берлога почти свободна.

– А без имен?

– Боже мой, да какие имена, аллегории, только аллегории, – усмехнулся обладатель трости. – Пора мне, князь. Приятно с вами кофию испить, но прошу простить, дела, да-с.

Человек поднялся из-за столика. Он оказался весьма велик ростом, сух и жилист. Довольно дорогой костюм сидел на нем, как на вешалке, – плебейски. Шейный платок, излишне яркий и с большим узлом, тоже не указывал на настоящий вкус. Брошь, скалывающая узел, блестела отнюдь не бриллиантово. Хотя видом огранки камень намекал на свое благородство, но, как и обладатель трости, был подделкой, очевидной любому опытному глазу. Весь лоск в точности походил на фальшивое благополучие Шартра, наспех замазавшего трещины в стенах по одному-единственному маршруту, уже давно опубликованному во всех местных газетах.