Я сел напротив Дианова.

— А теперь ты мне расскажешь все, что вы еще замышляете втайне от нас, — решительно и властно, как приговор, произнес я.

На лице Дианова отразилась происходящее сейчас внутри него сражение. Он боялся меня и потому хотел мне все рассказать. Но он боялся и своего шефа и тех, кто стоит за ним. А потому любая откровенность со мной вызывала в нем жуткий страх. Оставалось ждать, страх перед кем окажется сильней. Оказался перед Перегудовым.

— Больше ничего, может быть, потом возникнет какая-нибудь идея. Но сейчас никаких указаний от генерала не поступало. Я же выполняю только приказы. Я сам я ничего не придумываю. — Он умоляюще посмотрел на меня. Так смотрит узник на надзирателя, тщетно моля его отпустить из неволи.

— Не честно вы ведете свою игру с нами, — заметил я.

Меня поразило то, что Дианов откровенно разозлился на мои слова. В его положение это было чересчур смело.

— Можно подумать, что вы святые и никого не обманываете. Вы что не знаете, что все друг друга накалывают. Все хотят одного: власти и денег. А чтобы добиться их, используют любые возможности. И плюют на то, если они попахивают как-то мерзко. Я сразу заметил, что вы из себя любите строить чистенького. А сами… — Он вызывающе усмехнулся.

Я решил, что такой выпад против моей особы я спустить ему не могу, и он должен за него поплатиться.

Я медленно, как хороший артист, держа пазу, поднялся с кресла и направился к нему. Вид у меня был такой грозный, что усмешка на его лице быстро сменилась гримасой откровенного страха.

Я подошел к нему вплотную.

— Так ты полагаешь, я строю из себя чистюлю?

— Простите меня, я был не прав, вы в отличие от всех нас честный человек.

— Я рад, что ты прозрел. Только немного поздно. Все следует делать во время.

Я замахнулся, а Дианов сжался в комок.

— Не бейте, я боюсь боли.

Я остановил свой кулак возле самого его носа. Наверное, Дианов даже чувствовал исходящий от него запах. Другое дело, вряд ли он ему нравился.

— Ты знаешь, что с тобой надо сделать? — По глазам Дианова я понял: он знает.

— Ладно, не буду я тебя бить. Пока. Но все может измениться в один момент. Скажи, почему ты пошел работать к Перегудову?

— Он хорошо платит и у него есть перспектива.

— И большая?

Дианов несколько мгновений молчал. Он тоже умел держать паузу.

— Да. — Дианов с каким-то наглым выражением посмотрел на меня. — Есть люди, которые делают на него ставку. И очень большую. И, между прочим, вы знаете одного из этих людей.

— И кто же он?

— Вы скоро поймете, — пообещал он мне.

Я подумал, не стоит ли вновь начать шантажировать его применением силы. Но я вдруг почувствовал, что мне не так уж интересно знать имя этого человека. Не в нем дело, не он, значит другой. Система — вот что пугает. В ней скрывается самая большая опасность для общества. Народ безмолвствует, а вот те, кто причисляет себя к элите, считают, что принадлежность к ней, словно индульгенция, дает право на любые деяния. В этой стране одни делают все, что хотят, а другие ничего сделать не могут.

— Значит, вы далеко метите? — спросил я.

— Почему бы и нет. Стал бы я иначе пресмыкаться перед этой свиньей.

— Вот ты какой! — воскликнул я. — Когда будете посты делить, не перегрызетесь между собой?

— Еще как перегрыземся, — даже с каким-то радостным чувством подтвердил Дианов. — Что ж из этого. Значит, надо зубы точить. У кого они острей, тот и одержит вверх.

— Так ты точишь?

— А что же я должен ждать, когда другие загрызут.

— И кто же тот человек, который должен стать в нужный момент твоими зубами или скорей клыками?

Дианов как-то странно взглянул на меня.

— А тот же, кто и вам помогает?

У меня мелькнула догадка.

— Ты хочешь сказать, что от этого человека и последовало предложение стать вице-губернатором?

Дианов кивнул головой.

— Ты имеешь в виду Шафранника, — уточнил я.

— Кого же еще. Он тут единственный, кто думает о будущем крае. Вернее, о том, как он станет в нем править с помощью генерала и всего его окружения.

— А какой ты займешь пост в новой администрации?

— Я буду руководителем финансового департамента.

Час от часа не легче.

— Почему именно финансового. У тебя же совсем другое образование.

— Это не важно. Между прочим, я два года работал брокером. И не хуже других. Зато через меня будут проходить основные финансовые потоки. А здесь они очень большие.

— Ты так уверен в победе Перегудова?

Дианов наклонился ко мне.

— Генерал очень боится дамочки, — тихо, как и положено, когда раскрывает секрет будущий министр финансов, произнес Дианов. — Он весь трясется, когда слышит ее фамилию или видит по ящику. Но мы все равно победим. Они все за него. А все остальное не имеет значения.

Боюсь, что он прав, они вершат, что хотят. И никто их не остановит.

Я вдруг почувствовал, что Дианов мне жутко надоел. В нем было что-то мелкое и убогое. И чем грандиозней были его планы, чем мельче и еще более убогим он казался.

— Ладно, убирайся. Но если что-то узнаешь и не доложишь мне, берегись. И никто тебе не поможет. Даже они.

Дианов вскочил и быстро вышел из номера. Он явно боялся до последней секунды, что я передумаю и продолжу моральную, переходящую в физическую, экзекуцию. Но она уже не доставляла мне прежней радости. Наоборот, неожиданно для меня тихо, но начала роптать совесть. Она говорила мне, что я не должен был запугивать своего пленника физической расправой. Хотя было время, когда совесть молчала и не при таких обстоятельствах. Не свидетельствует ли это о том, что внутри меня произошли серьезные изменения, которые мне еще предстоит только осмыслить.

Глава 35

Убийство семьи всколыхнуло весь край. Но никто не мог сказать ничего вразумительного. Те, кто знали или догадывались кое о чем, молчали, а те, кто не могли понять, что за эскадроны смерти, откуда они неожиданно взялись, терялись в догадках, испытывая растерянность.

Вечером меня и моих заместителей позвал к себе Перегудов. Не то, что он выглядел подавленным или растерянным, скорей у него был рассеянный вид. Ощущалось, что он говорит об одном, а думает о другом.

— Вы, конечно, знаете, что произошло, — произнес он каким-то странным безучастным