В таком мрачном, неотапливаемом помещении нам предстояло провести ближайшие двенадцать часов ночью с 4-го на 5-е января 1943 года. Столько времени обычно длился перелет «Освободителя» от авиабазы британских ВВС у города Глазго до аэропорта Внуково под Москвой. Летали по этой авиалинии бомбардировщики с октября 1942 года. Маршрут пролегал от севера Шотландии, над Северным морем, проливом Скагеррак, западной частью Швеции и Балтийским морем без промежуточной посадки. Некоторую опасность представлял отрезок пути от Ленинграда до Москвы над прифронтовой полосой. Однако бомбардировщик проходил его ночью, на высоте более девяти тысяч метров и со скоростью, близкой к 300 км/час. Немецкие истребители не могли подняться так высоко. Тяжелая машина, созданная конструкторами американской фирмы «Консолитейтид» перед Второй мировой войной и имевшая дальность полета 4560 км, оказалась весьма удачным и полезным изделием.

Экипаж заводил двигатели один за другим.

Наконец, взревели все четыре. Самолет вздрогнул и покатился вперед. Ход его убыстрялся, моторы ревели все громче. Довольно длинный разбег по взлетной полосе закончился мощным рывком вверх. «Либерейтор» поднялся над аэродромом, набирая высоту, сделал круг и лег на избранный штурманом курс. Теперь мы слышали только ровный гул моторов. Но разговаривать при нем было невозможно. Кое-как улеглись на лавках: Красавченко и Пчелинцев – у правого борта, я – у левого.

Постепенно на всех металлических частях бортовой обшивки появились кристаллы инея. Они нарастали с каждым часом, превращая помещение в какое-то подобие спальни Снежной королевы. Холод сковывал дыхание. Но в меховых комбинезонах, при надетом под них прямо на тело особом белье с электрическим подогревом тепло сохранялось. Только от слабого тока, проходившего по медной сетке, вшитой в нательную рубаху и кальсоны, слегка покалывало кожу.

Члены экипажа бомбардировщика часто из своей кабины спускались к нам по трапу, спрашивали о нашем самочувствии. За четыре месяца, проведенных в США, Канаде, Великобритании, Николай Красавченко и Владимир Пчелинцев усвоили сотни две обиходных английских слов и отвечали им вполне сносно. Имея словарь и учебник, я продвинулась в изучении языка гораздо дальше, говорила свободно. При последних поездках в британские воинские части, где мы осматривали то артиллерийские орудия, то самолеты, то танки, то корабли, я даже решалась произносить короткие речи, что союзникам очень нравилось.

Мы возвращались на Родину и, конечно, думали о войне.

Для меня и для Пчелинцева вопрос стоял конкретно: на какой фронт, в какую армию, в какую дивизию, в какой полк нас теперь откомандируют. Сначала предполагали, что поедем в Сталинград. Американские и английские газеты писали о подвигах снайпера Василия Зайцева, который там за три месяца уничтожил 225 фашистов. Однако к концу декабря 1942 года советские войска окружили германскую Шестую армию, разгромили румынские и итальянские дивизии, вместе с гитлеровцами осаждавшие крепость на Волге. Под Сталинградом дело близилось к завершению, то есть к полной победе Красной армии над противником.

Однако продолжалась оборона Ленинграда.

Владимир Пчелинцев, служивший на Ленинградском фронте с первых дней войны, много рассказывал мне о ней. Наступление фрицев там остановили в ноябре 1941 года, но сил, достаточных для того, чтобы сразу отогнать врага от колыбели Великой Октябрьской Социалистической революции, у наших не было. Началась позиционная война, и следовало малыми средствами наносить противнику большой урон. Пчелинцев утверждал, будто массовое снайперское движение зародилось именно на болотистых равнинах рек Нева, Свирь и Волхов, а он – один из его основателей, за что и получил звание Героя Советского Союза.

Из кабины пилотов к нам спустился механик самолета Роберт Браун. Он принес термос с горячим кофе, чашки и тарелку, наполненную бутербродами с сыром и ветчиной. Он раздал еду и сообщил, что до Москвы осталось лететь полтора часа, что радиограмму во Внуково они уже отправили, и там самолет будут встречать наши родственники…

Вот и огромное, занесенное снегом русское поле! Оно простирается до зубчатой полоски леса, синеющей вдали. С левой его стороны находятся какие-то строения, и оттуда к бомбардировщику, остановившемуся на самом краю взлетной полосы, бегут люди. Я вижу Риту, жену Пчелинцева, и мою дорогую матушку Елену Трофимовну. Мы с ней обнимаемся, троекратно целуемся и долго стоим, прижавшись друг к другу. Мама плачет и говорит:

– Слава Богу, слава Богу, роднуся моя! Уезжала на месяц, вернулась через четыре…

В комнате семейного общежития Наркомата обороны сразу стало тесно. Чемоданы пришлось придвинуть к единственной свободной стене и постепенно вынимать из них вещи. Енотовую шубу, большую и громоздкую, все-таки удалось разместить в шкафу. Гладкоствольный армейский дробовик «Winchester M1897 Trench Gun», подаренный мне рабочими канадского оружейного завода в городе Торонто, я повесила на гвоздь, вбитый в стену шкафа. Зато на столе, на фарфоровых тарелках, тоже подаренных, аппетитно смотрелась еда из походного английского офицерского пайка, которым снабдили нас на военной базе в Глазго: сыр, ветчина, рыбные консервы, шоколад, печенье. К этому натюрморту я прибавила бутылку шотландского виски «Белая лошадь». Уже не помню, кто и когда вручил мне полулитровую стеклянную емкость с желтой этикеткой.

Нашим разговорам с мамой в тот день не было конца.

Я описывала ей, как сердечно американцы и англичане встречали нас, как аплодировали на митингах, как сдавали деньги в фонд Красной армии, как Всемирная студенческая ассамблея принимала антифашистский «Славянский меморандум», как семья президента США Франклина Делано Рузвельта пригласила советскую студенческую делегацию погостить неделю в их родовом поместье «Гайд-парк», как знаменитый актер и режиссер Чарли Чаплин просил меня передать привет советскому народу.

Маму, которая преподавала иностранные языки, интересовали зарубежные газеты, которые я привезла. Мы обсуждали разницу между британским и американским английским. Она отмечала какие-то слова в статьях, спрашивала у меня перевод. Все это оказалось очень полезным для нее, ведь мама никогда не ездила заграницу.

Наша поездка не считалась завершенной, пока мы не сдали отчеты о ней. На подготовку такового отчета нам отвели неделю. Чтобы не отвлекаться и ничего не забыть, не перепутать, я даже не выходила из дома. Всего исписала около тридцати листов бумаги, много чего перечеркивала, дополняла, исправляла. Для отчета следовало выбрать наиболее важные события, сделать его не только точным, но и политически выдержанным.

С отчетами студенческая делегация выступила сначала на заседании Секретариата ЦК ВЛКСМ, затем – в Главном политическом управлении РККА, потом, 20 января 1943 года – на совещании молодежного комитета Совинформбюро. Стенограмма этого совещания послужила основой для большой радиопередачи, и так миллионы жителей СССР узнали о путешествии по капиталистическим городам и весям трех комсомольцев, агитировавших за скорейшее открытие второго фронта в Западной Европе.

Например, из моего отчета в эфир пошло несколько фрагментов: