Видя тщетность своих усилий по обузданию бусидо, он подумал и отправил своему деловому партнеру, приморскому коммерсанту Якову Лазаревичу Семенову, длинную телеграфную депешу с необычным заказом. Заказ был незамедлительно выполнен, и с ближайшим каботажником из Владивостока на имя Берга был доставлен огромный, по размеру стены дома, прочный кожаный матрац, набитый конским волосом. Агасфер велел японцу закрепить матрац на стене и впредь бегать только по нему.

Матрац глушил силу ударов и беготни по нему, но не слишком сильно, однако известка с потолка падать вроде бы перестала. Что же касается проклятой кровати, то она продолжала резонировать при гимнастических упражнениях японца – но к этому времени Агасфер уже свыкся с ранними побудками и даже начал находить в них определенный смысл. Он вставал и шел в столовую, где под непрекращающиеся, слегка приглушенные звуки ударов и прыжков получал от стряпухи свой завтрак – яичницу с беконом и большую кружку кофе с молоком.

От поварских талантов японца он вежливо, но твердо отказался сразу после приезда на Сахалин: Ямада предлагал ему исключительно японскую кухню – сырые и полувареные овощи и рыбу – если и не сырую, то сваренную, по мнению Агасфера, в явной спешке. Переговорив с мадам Меркушевой, он добился от нее согласия на кулинарную помощь бухгалтерской стряпухи – тем более что Меркушевы вставали гораздо позже своего соседа (надворная советница, по наблюдениям Агасфера, вообще поднималась после полудня).

После завтрака, выкурив неизменную «манилу», Агасфер звал японца в кабинет, на очередной урок японского языка. Попытки Ямады перенести уроки в пустую комнату, занимаемую им, и сидеть при этом на тонких циновках, с подвернутыми ногами были Агасфером категорически отвергнуты.

Занятия занимали около двух часов. После чего учитель и ученик не менее двух минут обменивались взаимными поклонами и словами благодарности за терпение, внимание и прилежание. Нынче же, глянув на отрывной календарь и сообразив, что исполнился ровно месяц его пребывания на Сахалине, Агасфер немного задержался – чтобы поинтересоваться мнением Ямады относительно своих успехов в изучении японского языка.

– Только без комплиментов, Ямада-сан! – попросил Агасфер. – Скажите мне честно, прошу вас!

– И вы, Берг-сан, и я, как ваш скромный учитель, значительно продвинулись в изучении японского языка. На мой взгляд, вы подходите к этому делу достаточно серьезно и работаете, как говорят у русских, не из-под палки. Большая трудность и объем материала, который вы осваиваете ежедневно, не дают возможности увеличить продолжительность занятий. Два часа напряженной работы – это как раз то время, после которого внимание ученика начинает притупляться.

– Спасибо, Ямада-сан.

– Со своей стороны, я могу лишь предложить добавить к нашим занятиям еще один час – но после значительно перерыва. Например, в вечернее время – если вы того пожелаете, конечно! Осмелюсь заметить, что вечера у вас свободны: вы не посещаете друзей, не ходите в театры, которых здесь, впрочем, и нет. Но острой необходимости, рискну повторить, в увеличении интенсивности наших занятий я не вижу.

Агасфер вздохнул с облегчением: еще час занятий японским языком – это было бы слишком!

– С другой стороны, насколько мне известно, в самое ближайшее время в наших занятиях наступит перерыв, – продолжил с неизменным поклоном японец. – А если ваш старый друг решит взять вас с собой, то этот перерыв будет еще больше. Правда, в этом случае вы, Берг-сан, получите редкую возможность совершенствовать свои познания в японском языке, будучи… э-э, как это лучше сказать по-русски… вот! Будучи окружены им!

– Погодите, погодите, Ямада-сан! Вы начали говорить загадками! Какой старый друг? Откуда он тут возьмется? И куда он может взять меня?

– Простите меня, Берг-сан, но мне не хотелось бы уподобляться старой бабе, которая разносит непроверенные сплетни. Имейте немного терпения – и вы сами все скоро узнаете. Тем более что я слышу звуки подъехавшей к дому коляски. Вам пора на службу, Берг-сан!

Поняв, что из странных намеков японца больше выжать ничего не удастся, Агасфер распрощался с ним и отправился на службу.

Прожив на Сахалине всего лишь около месяца, Агасфер обнаружил, что он быстро привык к особенностям здешнего быта. Многое из того, что поражало его в первые дни и даже часы, стало таким обыденным, что порой, анализируя события, происходящие вокруг него, он удивлялся, почему не обращал на это внимание в своей прежней жизни.

Взять, к примеру, тех же ссыльнопоселенцев. Охрана тюрем всячески старалась не пустить их в душные и вонючие камеры. А те норовили пробраться в узилища за котелком баланды для себя, а возможность унести ведерко этой пищи для прокорма детей или скотины считали фартом. Десятки домов и хижин в постах и поселках, стояли пустыми и незаселенными. Они и строились-то вышедшими на поселение каторжниками не для проживания, а для галочки в тюремной бухгалтерии. Так дети, увлекшись, целыми днями строят из щепочек, прутиков и песка с глиной кукольные домики – чтобы к вечеру или при первых признаках непогоды бездумно бросить результаты своего труда, а на следующий день начать все заново.

Так то дети со своими щепочками для кукольных городков – а построй-ка избу из трех-четырехсаженного листвяка, тяжелого, как камень. Да еще оформи заготовку леса в конторе, сруби дерево за несколько верст, притащи его на отведенное для домообзаводства место. Притащи на себе, а потом и спи на нем, чтоб не сперли твои же соседи, такие же вольные поселенцы. Потрать год-два на возведение избы, набей кровавые мозоли на распиловке тех же лиственных лесин, заготовь тесу на крышу – и все для того, чтобы надзиратель из конторы смотрителя, приглашенный на место завершившейся стройки, отметил в своем журнале: «каторжный Петров, домообзаводство завершено такого-то числа такого-то месяца такого-то года».

Зачем сей сизифов труд, если в жить в таком домике, а паче чаяния нести в него сколоченные лавки и столы, купленные на последние копейки чайники, ведра и кастрюли и прочие хозяйственные принадлежности все равно было нельзя: оставленное без присмотра добро здесь крали моментально. Не соседи, так в изобилии фланирующие по улочкам и переулкам бродяги – такие же ссыльнопоселенцы. Не раз и не два в первые дни жизни на Сахалине Агасфер удивленно провожал глазами «вольных жителей» острова, обремененных мешками со скарбом, бредущих в поисках любой работы. Работы, которую поселенцам на острове было найти труднее, чем зарытый кем-то клад.

Выходящим на поселение каторжникам, уже отбывшим наказание, предусматривалась выдача в кредит домашней птицы, иногда коровенки, а если повезет, то лядащей, списанной с казенной конюшни лошаденки. В списке выдаваемого для домообзаводства значились также семена злаков и огородных растений. Выделялся им и земельный участок для выращивания зерновых.

Осваивая службу смотрителя поселений, Агасфер несколько дней изучал кипы инструкций, разъяснительных записок и распоряжений, многие из которых были украшены витиеватой подписью начальника Главного тюремного управления Галкина-Враскова, вглядывался в портрет «великого тюремного реформатора России», украшающий резиденцию смотрителя.