Евреи в русской армии. 1827 - 1914 - Йоханан Петровский-Штерн

Если бы не безотказная помощь друзей и коллег, эта книга вряд ли бы состоялась. Моя особая и неизменная признательность моим друзьям Генри Абрамсону (университет Флорида Атлантик, Бока Ратон), Полу Раденскому (Еврейская Теологическая Семинария, Нью-Йорк) и Бену Нэйтансу (Пенсильванский университет, Филадельфия) — именно они десять лет назад подсказали мне, что еврейская история и культура Восточной Европы — благодатнейшая тема, во много раз более интересная, чем сухое эскапистское литературоведение, которым я тогда занимался. Работа синхронным переводчиком сблизила меня с профессорами Гершоном Хундертом (университет МакГилл, Монреаль) и Моше Росманом (университет Бар-Илан, Рамат Ган), познакомившими меня с новыми исследованиями в области польской еврейской истории XVII–XIX веков. Решающим для меня был год, проведенный в Еврейском университете (Иерусалим), где мне посчастливилось работать под руководством доктора Шауля Штампфера, пробудившего мой интерес к социокультурному аспекту еврейской истории.

Слова — вещь ограниченная; они не способны передать всей моей признательности моему научному руководителю профессору Энтони Полонскому (университет Брандейз, Бостон), чье профессиональное и личное участие помогли мне завершить и успешно защитить диссертацию «Jews in the Russian Army: Through the Military to Modernity, 1827–1914», значительная часть которой вошла в эту книгу. Моя особая благодарность всем тем, кто прочитал английский вариант рукописи и сделал целый ряд важных замечаний. Это прежде всего профессора Грегори Фриз (Брандейз), Джон Клир (Университетский колледж, Лондон) и Майкл Станиславский (Колумбийский университет, Нью-Йорк). Я признателен профессору Цви Гительману (Мичиганский университет, Анн Арбор), чьей поддержкой я пользовался на всех этапах своих научных поисков. Моя огромная признательность профессору Александру Степанскому (РГГУ, Москва), согласившемуся познакомиться с рукописью книги на самом последнем этапе моей работы и уберегшему меня от нескольких бездоказательных высказываний.

В смысле духовно-психологическом социальная история XIX, да и любого другого, века — не самая здоровая область исследований, и мне нередко нужен был глоток свежего воздуха. В этом смысле занятия классическими иудейскими текстами с профессором Артуром Грином (Брандейз), Давидом Кажданом (Гарвард) и — увы — покойным профессором Исадором Тверским (Гарвард) во многом помогли мне сохранить mens sano in corpore sano.

He могу не упомянуть моих ближайших (старших и младших) коллег, щедро делившихся со мной своими знаниями в самых разных областях истории русской культуры. Среди них — мои учители Мирон Петровский и Вадим Скуратовский (Киев). Моя особая благодарность моим коллегам и консультантам по русской военной истории — Ярославу Тынченко (Киев) и Алексею Васильеву (Москва). В архивных и библиотечных поисках мне всегда сопутствовали добрый совет и безотказная помощь Татьяны Бурмистровой (РГВИА, Москва), Вениамина Лукина (Центральный архив истории еврейского народа, Иерусалим), Зэкэри Бейкера (университет Стэнфорд).

Моя искренняя признательность всем тем, кто помог мне собрать фотографии для этой книги — М. Кальницкому, В. Киркевичу, Л. Финбергу, Е. Царовской, Е. Школяренко, В. Попову, сотрудникам Института Иудаики Украины (Киев), Б. Гельману (Севастополь), В. Кельнеру и В. Дымшицу (Санкт-Петербург).

Я в неоплатном долгу перед моей женой, Оксаной Петровской, второй раз в жизни согласившейся принести в жертву материальное благополучие семьи и собственную карьеру ради интеллектуального и духовного роста своего неуемного мужа.

На разных этапах изучения восточноевропейской еврейской истории и культуры я опирался на финансовую поддержку Мемориального фонда еврейской культуры (1993, 1997, 1998, 2002), Фонда Ротшильда (Яд Ха-Надив, 1995–1996) и Рут Анн Перлмуттер, чей щедрый грант (1996–2000) позволил мне завершить работу над докторской диссертацией.

Разумеется, я, и только я, несу ответственность за все ошибки этой книги.

Судьба полутора-двух миллионов евреев, служивших между 1827 и 1914 годами в русской армии, — неотъемлемая часть истории восточноевропейского еврейства. В России, как и везде в обновляющейся Европе, модернизация означала расширение категорий населения империи, подлежащих призыву, преобразование рекрутской службы во всесословную воинскую повинность и, разумеется, техническое перевооружение армии. Как и в других странах Европы, процесс модернизации общества вовлек евреев — в числе многих других периферийных этносоциальных групп — в деятельность общества и государства. Однако в отличие от других европейских стран распространение рекрутской повинности на евреев России — николаевское нововведение 1827 г. — оказалось первым, небезболезненным и, пожалуй, наиболее эффективным экспериментом, преследующим чрезвычайно важную цель: превратить евреев России, изолированных от жизни русского общества, решительно отличающихся от населения империи по языку и культуре и все еще живущих по законам Речи Посполитой XVI–XVIII вв., в совершенно новый тип современного еврейства: в русских евреев.

Запаздывая на треть столетия, Россия повторяла путь, пройденный Западом. Уже в период Французской революции военная служба оказалась одним из важнейших способов превращения «общества верноподданных» в «гражданское общество». Именно армия стала той особой школой, в которой сформировался, пользуясь выражением Жана-Поля Берто, «солдат-гражданин», особая человеческая личность Новейшего времени. Распространение призыва на евреев должно было служить их интеграции в современное общество. Австрия допустила евреев к военной службе в 1788 г., Франция — в 1792-м, Пруссия — в 1813-м. В Западной Европе за призывом евреев в армию последовало распространение на евреев гражданского равноправия. Воинская повинность оказалась важной составляющей эмансипации европейских евреев и ее незаменимым катализатором.

Призыв евреев в армию отразился и на западном обществе, и на самих евреях. С одной стороны, призвав евреев в армию, современное общество Франции или Австрии перестало относиться к ним как к некоему чужеродному телу. С другой стороны, под влиянием службы в армии изменилось представление евреев о роли и месте еврейского общества в европейском государстве. Такая переоценка весьма способствовала преобразованию евреев в современную политическую нацию. Служба евреев в русской армии — составная часть этого процесса, в котором, бесспорно, отразились характерные черты русско-еврейской истории.

В отличие от всех остальных попыток преобразования еврейского населения империи — экономических, социальных, культурных — военная служба наиболее последовательно воплотила в жизнь идею сближения (слияния) евреев и русского общества, правда, разумеется, не без определенных противоречий, характерных для еврейской политики Российской империи, со всеми необходимыми оговорками, обусловленными самим характером военной службы. Армия — в отличие от любой другой государственной институции России — санкционировала и законодательно закрепила для отслуживших евреев право селиться за пределами черты оседлости, благодаря чему во всех внутренних губерниях России образовались первые еврейские общины — за шестьдесят лет до фактической отмены черты оседлости. Армия (разумеется, в своей особой манере) воспитала сотни тысяч евреев, грамотных, способных изъясняться по-русски, хорошо знакомых с правами и обязанностями русского подданного, а также с русскими культурными — и не очень культурными — традициями.