– Четыре часа, Сема, пора!

Сонька надела солдатскую форму, подвязала веревочкой сползающие штаны, намотала на ноги и портянки, и тряпки-сапоги были великоваты.

– Ну, с Богом?

– С ним, с ним. – Сема, кряхтя, перекинул через плечо связанные мешки с припасами. Показал, как надо нести ружье. – Догонять кто будет, либо навстречу – ружье обеими руками держи. Шушера всякая спрашивать будет – отгоняй погрубее. В коляске кто поедет – значит, начальство. Тогда уходи с дороги и честь отдавай. Спросят – рапортуй, что ведешь арестанта с провизией на болото – там, мол, арестантская команда дорогу гатит. Волосы под фуражку подбери – эх, надо было подстричь тебя! Давай узелок-то с «хрустами»[76] – в мешок спрячу! Не по форме получается: солдаты с узелками бабьими не ходят.

– Шагай, Сема! Такая ноша не тянет. А ты и так нагружен, – улыбнулась Сонька.

– Не доверяешь! – понимающе кивнул напарник. – Тогда давай поделим «слам» – на тот случай, если разбегаться придется.

– Смеешься ты надо мной, что ли, Сема? Куда я без тебя? Вместе держаться надо, а там как получится…

⁂

Побег Соньки открылся днем. Приехав рано утром за «больной» на подводе и не застав ее дома, солдат караульной команды поначалу не всполошился. Вернувшись в канцелярию округа, доложил фельдфебелю: так и так, хозяйка говорит, что больная сама в лазарет умотала.

Фельдфебель задумался: лежала-лежала еле живая, и вдруг сама пошла… Подозрительно!

– Подвода здесь? А ну-ка давай в лазарет съездим!

В лазарете, как и в окружной лечебнице, про Соньку не слыхали. Матерясь, фельдфебель погнал лошадь в Дуйскую окружную больницу – разумеется, Соньки не оказалось и там. Вернулись, на всякий случай, к Шурке-Гренадерше, обыскали дом, чердак и погреб: может, схоронилась где?

Пришлось докладывать об исчезновении начальнику Александровской тюрьмы, коллежскому асессору Тирбаху. Здесь тоже вышла заминка: Станислав Иванович накануне почти до утра просидел в хорошей компании, за водочкой и картами. И до полудня велел помощнику Кнохту его не будить ни под каким предлогом. Лишь упоминание про возможное бегство Соньки Золотой Ручки заставило Кнохта, перекрестясь, пойти поднимать свирепого начальника.

Выругав фельдфебеля на все корки, Тирбах велел ему еще раз объехать все лечебницы и окружные больницы, а сам стал телефонировать помощнику начальника Александровской воинской команды поручику Базылеву. Тот, подняв по тревоге два взвода, с тяжелым сердцем отправился с докладом к начальнику команды, подполковнику Тарасенко. Тот немедленно поставил в известность коллегу, начальника Дуйской воинской команды подполковника Фотенгауэра, а также начальника полицейского управления Выставкина.

К полудню солдаты и полицейские начали прочесывать оба поста – Александровский и Дуйский. Обнаружилось, что вместе с Сонькой пропал и ее закадычный дружок, Сема Блоха. Сомнений не осталось: побег!

По сложившейся традиции к поиску решили привлечь гиляков. Но их, как назло, в постах не оказалось. Фотенгауэру доложили: гиляки уже недели две как ушли на свои стойбища: пошла кета, все туземцы, от мала до велика, заняты заготовкой рыбы на зиму. Ловят, разделывают, сушат. Посланные за ними младшие офицеры воинских команд и прикомандированного Восточно-Сибирского стрелкового полка вернулись и доложили:

– Не желают туземцы время терять! Говорят: пока будут беглецов ловить, нерест кончится, рыба пройдет, а зимой им жрать нечего будет. Ни им, ни собакам…

На Дуйском рейде не было ни одного парохода. Правда, ожидалось прибытие каботажного грузо-пассажирского судна «Байкал». Значит, оставался крохотный шанс на то, что беглецы укрылись где-то в Дуэ и по прибытии парохода могут попытаться уйти морем.

Однако практика показывала, что беглецы, как правило, бегут на север: верстах в 30–40 существовало самое узкое место Татарского пролива. Сколотив плот или украв у гиляков лодку, чаще всего беглецы пытались перебраться на материк именно там.

Пришлось докладывать о побеге знаменитой аферистки его высокопревосходительству, просить у него дозволения воспользоваться паровым катером. На нем к месту наиболее вероятного места переправы можно было добраться быстрее всего.

Ляпунов, как и следовало предполагать, от такого известия в восторг не пришел. Однако катер свой дал, пообещав разогнать к чертям и тюремную администрацию, и командиров воинских команд.

Подполковники Тарасенко и Фотенгауэр засели за арифметические выкладки. Если солдат, проверяющий наличие Соньки накануне вечером и видевший ее в доме, не врет (вполне мог и в кабаке просидеть, чем лишний раз ноги бить!), Сонька ушла из Александровского поста в 8–9 часов вечера. При средней скорости пешего хода 4–5 верст в час получалось, что к полудню она имеет фору не менее 30 верст. По тайге, правда, меньше. Между тем конные разъезды, посланные по западному побережью на север и даже на юг, вернулись ни с чем. О чем и было доложено срочно собравшемуся штабу из числа тюремного начальства и армейских офицеров.

– Так-таки никого и не встретили? – допытывался Тирбах.

– Ни единой души! И солдатик-конвойный, который арестанта вел на болота, тоже говорит, что никого не повстречал.

– Солдатик, солдатик, – побарабанил пальцами по карте Тарасенко. Нахмурившись, он повернулся к тюремщикам: – Станислав Иванович, у тебя на болотах арестантские артели есть? Нету? А у тебя, Александр Яковлевич?

– Никакой разнарядки туда людей направлять не было, – нервно зевнул тот.

– Та-а-ак! А у тебя, Александр Иванович, весь личный состав в наличии? – Тарасенко повернулся в Фотенгауэру.

– Кроме посланных в караулы, все на месте! – пожал плечами тот.

– И у меня все, – кивнул Тарасенко и грозно повернулся к старшему конного разъезда: – Значит, солдатика с арестантом встретил, говоришь?

– Точно так, господин подполковник! Арестант по дороге два мешка тащил, провизию для артели. А солдатик конвоировал…

Закончить фельдфебель не успел, подавился отвешенной от души оплеухой.

– Десять суток гауптвахты, мерзавец! Ты у меня еще под трибунал пойдешь! – пообещал Тарасенко. – Это же они были! Где ты их встретил? На карте можешь показать?

– Вот тута, кажись, – неуверенно ткнул пальцем в карту фельдфебель. – Это мы еще туда скакали. А на обратном пути никого не видели…

– Ну еще бы! Дураков нашел! Задурили вам головы и в тайгу подались! Александр Иванович, голубчик! – повернулся Тарасенко к Фотенгауэру. – Бери взвод вместе с этими вахлаками, и по побережью, рысью! А я все-таки попробую гиляков уговорить дать пару проводников и по тайге их погоню!

– Не пойдут они. Рыбу ловят…

– Пойдут! С моей наживкой пойдут! Семенов, пять бутылок водки в корзинку положи.