– Анна Касьяновна, – тихо сказала я, – вам ужасно не повезлов тот день, в спальне у Изабеллы находился молодой человек. Актриса не хотела,чтобы кто-нибудь видел его, а в особенности Верочка. Ваша дочь простодушна иболтлива. Поэтому, когда Белла, спросив, «кто там», услыхала из-за двери:«Откройте, горничная», она мигом закрыла дверь, чтобы мужчина не попался наглаза Вере. Но он отлично слышал, как Маркова шепталась с ней о чем-то, а потомушла.

– Это ошибка, – твердо сказала кастелянша, – во сколько часовстучали к Марковой?

– Ну между семью и восемью вечера…

– Такое невозможно, – отрезала кастелянша, – мы с дочерьюуходим в четыре домой, всегда вместе.

– Она могла без вас дойти до санатория, тут дороги на триминуты.

Анна Касьяновна тяжело вздохнула.

– У Верочки разум пятилетнего, ну ладно, девятилетнегоребенка. Прежде чем куда-либо выйти, она всегда спрашивает разрешения. И потом,ну зачем ей звать куда-то постоялицу?

– Наверное, предложили денег на конфеты, а она польстилась.

Анна Касьяновна встала и распахнула дверь в соседнюю, совсемкрохотную комнатенку. У небольшого стола, придвинутого вплотную к окну, сидела,согнувшись, Верочка.

– Котик, – спросила кастелянша, – что ты делаешь?

– Картинку складываю, мамуля, – с готовностью ответила та, –уже почти всю сделала, ты мне потом новую купишь, ладно? Ту, с большим мишкой…

– Хорошо, моя радость, – кивнула кастелянша, – а теперьпокажи нам свою копилочку.

Вера моментально встала и протянула матери железную коробкуиз-под печенья.

– Вот.

Анна Касьяновна приподняла крышку и сказала:

– Тут две тысячи триста двадцать рублей.

– На велосипед собираю, – бесхитростно пояснила Вера, –все-все денежки, которые получаю, сюда складываю, ну кроме тех, что на конфетытрачу.

– Ты умница, – сказала мать и прикрыла дверь. – КогдаВерочка получает хоть какие-нибудь рубли, она мигом несет их в свой «банк»… Ипотом, ну подумайте сами, кто же станет связываться и просить об услугеженщину, которая слегка не в своем уме…

Я уже понимала, что Анна Касьяновна права, бедная Верочкатут ни при чем, но все равно возразила:

– Может, ей и не дали ни копейки, а просто предложилипошутить, мол, толкни эту тетеньку в спину, когда она на косогор поднимется,вот весело будет!

Анна Касьяновна тяжело задышала.

– Да как только у вас язык поворачивается такое произнести!Креста на вас нет! Оно и понятно, зачем настоящего преступника искать, когдалегче всего на беззащитных свалить! Только имейте в виду, я за своего ребенкабороться до последнего вздоха стану, всем глотку перегрызу, а я…

– Тише, тише, – забормотала я, – вижу, что ошибалась! Скаждым может случиться… Свидетель-то хорошо слышал, как сказали: «Горничнаяпришла!»

– Так это кто угодно мог быть! – выкрикнула Анна Касьяновна.– Этот мужчина видел Веру?

– Нет, – растерянно ответила я, – только слышал.

– Убирайтесь, – прошипела кастелянша, – уходите вон, а то ясейчас вас ударю.

В полном отчаянии я села за руль и покатила в сторонуЛожкина. Домой не хотелось, там сейчас полно народа – Севка, Тузик, Дегтярев…Честно сказать, никого из них видеть не хочется… Выехав на Ленинградскийпроспект, я проскочила площадь Марины Расковой и чуть не закричала от радости.Оксанка! Буквально в двух шагах отсюда квартира моей подруги. Мигомперестроившись в левый ряд, я развернулась над туннелем и понеслась по улицеАлабяна. Оксана, вот кто мне сейчас нужен. В небольшой квартирке мне сейчасмигом положат на тарелку вкусной еды и ни за что не станут приставать срасспросами. Лучшего места для отдыха и не найти.

Я всегда забываю код, но квартира подруги на первом этаже, афорточка у нее открыта.

– Ксюта, – заорала я, стоя под подъездом, – открой дверь.

В ту же секунду железная дверь лязгнула, и во двор выскочилаКсюня, на ходу натягивавшая куртку.

– Ты куда? – изумилась я.

– Ленка Воробьева умирает, сослуживица, – пробормоталаКсюня, – только что звонила, с сердцем у нее плохо, вот бегу, здесь рядом, наПесчаной.

– Садись, – велела я, распахивая «Жигули», – показывайдорогу.

«Шестерка» резво понеслась по улицам.

– Ей бы в «Скорую» позвонить, – сказала я.

– Здесь тормози, – попросила Ксюта и ринулась в подъездогромного серого дома, мрачного, похожего на Петропавловский каземат.

– Да вызвала она «Скорую», – бормотала Ксюха, – только когдаони еще подъедут, а я в двух минутах.

Она позвонила в дверь и одновременно стала долбить по нейногой.

– Может, ей так плохо, что и встать не может? – предположилая.

– Там Ника есть, – ответила подруга и еще сильней заколотилав дверь.

Сочетание имен Лены и Ники показалось мне странно знакомым.Кто-то недавно говорил об Елене Воробьевой. Я не вожу дружбу с Оксанинымисослуживцами, но о Воробьевой слышала, но вот в какой связи…

Дверь распахнулась. На пороге появилась стройная девушка с испуганнымлицом. Короткие светлые волосы легким облаком обрамляли бледное личико согромными, просто бездонными карими глазами. Наверное, в обычные дни ее щекипокрывает нежный румянец, но сейчас ото лба вниз ползла нездоровая синева, губыутратили яркость… Девушка была худенькой, просто прозрачной, самая настоящаяТвигги, талию ее можно было запросто обхватить четырьмя пальцами. Из такойдевочки могла выйти манекенщица, вот только рост явно подкачал, метр шестьдесятот силы.

– Где? – выкрикнула Оксана.

Девушка молча ткнула рукой куда-то в глубь коридора.

Ксюта понеслась в указанном направлении, я за ней. Миновавроскошно обставленные гостиную, кабинет и столовую, мы ворвались в спальню.Даже мне, не имеющей никакого медицинского образования, стало понятно, чтомолодой женщине, лежащей на кровати, дурно, вернее, совсем плохо, так, что хуженекуда.

– А ну быстро, стаскивай ее на пол, – велела Оксана.

Понимая, что подруга знает, как поступить, я мигом ухватиланесчастную за плечи. Несмотря на хрупкое телосложение, дама оказаласькаменно-тяжелой, неподъемной.