– Ой, извини! Я думала, это призраки… – Амалия хихикнула. – Выходит, я все же заснула и мне это все приснилось…

– Так вы будете собираться или мне спать идти, ваша светлость?

– Нет-нет, конечно же, мы едем…

– Мне выйти?

– Разумеется, выйди, хотя…

Амалия представила, что снова останется наедине с этими портретами и пусть даже привидевшимися призраками, и сейчас же передумала.

– Нет, останься. Все равно здесь темно.

Выскользнув из-под одеяла на холодный пол, она скинула ночную рубашку и, выдвинув из-под старинной кровати мешок с охотничьим костюмом, начала быстро одеваться.

Это не заняло у нее много времени, все было заготовлено и сложено под рукой. С волосами никакой мороки, встряхнула головой и сделала хвост, затем свернула его вдвое – и под кожаный шнурок.

Охотничьи штаны поверх теплого зимнего белья, куртка и настоящая солдатская войлочная шляпа. Немного колючая, зато теплая.

Под куртку Амалия нацепила пояс с кинжалом, затем накинула поверх всего толстый плащ с меховым подбоем, на руки натянула перчатки и, притопнув об пол сапогами, выдернула из-под кровати ранец, куда были сложены личные вещи, краски и несколько самых памятных разрисованных шелков.

Теперь она была полностью готова.

– Все, Нурек, я готова!

– Идемте, ваша светлость, а то кони небось намерзлись.

– Холодно там?

– Пурга, но ничего, терпимо.

Спускаться пришлось по выстуженной дровяной лестнице, которой пользовались истопники и угольщики. Амалия вспомнила, что не была на ней со времен счастливого детства, когда они с братом, совсем еще крохи, выходили на темные марши, и Амалия рассказывала, что по этим ступенькам по ночам поднимается зима. Маленький Эрнст тогда очень боялся, звал няню и убегал, а Амалия оставалась на лестнице еще какое-то время, упиваясь своей смелостью.

Едва выйдя из замка, интресса получила в лицо заряд колючего снега, однако подобный пустяк остановить ее уже не мог. Прикрываясь полями шляпы, она поспешила за Нуреком к конюшне, в крыше которой был проделан лаз и приготовлена веревочная лестница.

Впрочем, интрессу могли выпустить и через главные ворота, но тогда об этом мог узнать прелат Гудроф, который, случалось, проверял по ночам посты. Поэтому лошадей Нурек вывел за ворота еще днем и держал до вечера в балке, прикрыв теплыми попонами и поставив в охрану одного из телохранителей интрессы.

За помощь в этом неловком деле Амалия обещала заплатить своему главному охраннику пять золотых санди – его годовое содержание.

Прочим помощникам от Амалии досталось серебро, но тоже через его руки.

Интресса была крепкой девушкой, и, пока Нурек держал внизу конец веревки, она проворно перебирала по узлам руками, упираясь ногами в каменную стену.

Вскоре Амалия встала рядом с телохранителем. Почуяв прибытие хозяйки, жеребец радостно заржал.

– Тихо, Рокус, тихо, – сказала она, похлопывая лошадь по морде. – Сейчас поскачем, хороший мой, сейчас поскачем.

Интресса взобралась в седло, но сильный порыв ветра едва не сбросил ее на землю.

– Как бы не заплутать, ваша светлость! – прокричал Нурек.

– Заплутаешь – не получишь золота! – предупредила Амалия.

– Это я так, шуткую, – смущенно пояснил он, все еще не догадываясь о том, что задумала госпожа.

«И чего у нее такого в ранце, что непременно нужно с собой брать? – думал Нурек, видя, как Амалия пристегивает багаж к седлу. – Ну ничего, вот отдадут замуж – образумится».

Подождав, пока Амалия закрепит ранец, Нурек тронул лошадь шпорами и поехал через пустошь, минуя дороги. Какие дороги в такую пургу?

Застоявшиеся на холоде лошади шли хорошо, пустошь была им знакома, и даже без понуканий хозяина конь Нурека обходил старые промоины и затянутые снегом неглубокие балки.

Время от времени телохранитель оглядывался, боясь в пурге потерять драгоценную спутницу, но интресса уверенно держалась за ним следом, и лошади продолжали двигаться быстрым шагом.

Через час они выбрались на хорошо проторенную дорогу, по которой не раз ходили груженые сани.

– Дорога, ваша светлость! – прокричал Нурек.

– Чего?! – переспросила Амалия, придерживая поля шляпы.

– Я говорю – дорога торная! Хорошо!

– А! Поняла, давай вперед!

И они двинулись по едва заметной дороге, прикрываясь от колючего снега и резких порывов ветра.

Вскоре вьюга стала стихать, лошади перешли на рысь, и Амалия от ровного хода даже слегка задремала.

– Приехали, ваша светлость! – объявил Нурек, когда огонь от костра в лагере стал хорошо виден.

– Вижу, что приехали, – сказала Амалия и, соскочив на снег, передала повод Нуреку. Затем выдернула из-за пояса кошелек и протянула телохранителю.

– Вот твое золото.

– Спасибо, ваша светлость.

– Не забудь проследить, чтобы Нена передала письмо батюшке.

– Я все помню, ваша светлость, непременно прослежу.

Разомкнув ременную петлю, Амалия стащила с седла ранец, закинула его за плечо и зашагала к лагерю.

Нурек постоял еще пару минут, провожая ее взглядом и размышляя, что могла задумать его хозяйка. Но, так и не придя ни к какому выводу, он развернул лошадь и, придерживая за повод жеребца интрессы, поехал обратно.

А Амалия о нем уже не вспоминала. Перед ней возникали новые задачи, решать которые она собиралась со свойственной ей энергией и напором.

– Стой, кто идет! – прозвучало со стороны лагеря, было слышно, как щелкнула предохранительная скоба арбалета.

– А ты посмотри сначала! – потребовала Амалия, и из-за снежного вала показался часовой.

– Никак баба! – поразился он и, подойдя ближе, в свете сполохов далекого костра узнал Амалию.

– Да это ж ваша светлость!

– Тихо, придурок… – прошипела Амалия, озираясь. – Вот это видел?

И она продемонстрировала часовому золотую монету.

– Ну дык… Не мальчик, понимаю… Золото это.

– Проверь.

Часовой взял монету и, прикусив, кивнул, отчего с полей его шляпы просыпался смерзшийся снег.

– Оно самое.

– Значит, ты меня не видел.

– Дык солдатам часто девки мерещатся. Я и забыл уже.

Солдат повернулся и пошел прочь, а Амалия заторопилась в сторону дремавших колесниц.

Бекет принял душ, побрился, надел новую пару трофейного белья и причесался перед зеркалом, получая удовольствие от таких простых действий.