Михиль ван Миревельт. Джордж Вильерс, герцог Бекингем. 1625–1626

5. Парламент 1628 г., избранный в гневе, решил призвать короля к соблюдению законов королевства. Он составил знаменитую «Петицию о правах», сочиненную по большей части сэром Эдвардом Куком и которая стала вторым, более ясным утверждением принципов Великой хартии вольностей. Оригинальность «Петиции о правах» основывалась на том, что она пыталась зафиксировать четкую границу между королевской властью и властью закона. Король долго колебался. Ему были отвратительны идеи, изложенные в этом документе, но его представили ему сами лорды вместе с палатой общин. В конце концов он ответил так, как хотел парламент: «Да будет сделано прямо по желаемому» («Soit droit fait comme il désiré»)[26], и «Петиция» стала одним из основополагающих законов королевства. Она значительно сужала прерогативы короля. В частности, не позволяла ему (не в праве, но фактически) содержать постоянную армию, поскольку отказывала ему в средствах размещать ее и поддерживать в ней дисциплину.

6. Даже если парламент был прав, требуя соблюдения законов, во внешних делах он сам проявлял непоследовательность. Парламентарии требовали от короля поддержки протестантов Пфальца, но при этом отказывали ему в необходимых субсидиях. Сельские дворяне и легисты, составлявшие палату, не знали Европу и ничего не смыслили во всеобщем повышении цен. Из-за отсутствия опыта в подобных делах они делали конфликт с монархом неизбежным. Так что было бы несправедливым приписывать разрыв с парламентом одному только королю и его несговорчивости. Маколей сказал о Карле I, что он, влюбленный в собственное величие, полагал, что долг перед своей честью обязывает его оставлять за собой право на тиранический тон, требуя у свободы поддержки. Когда переходишь к оригинальным текстам, становится видно, что Карл I воздерживался тогда от тиранического тона, но свобода все равно отказала ему в поддержке. Уступив на «Петиции», король имел право надеяться, что за ним, как и за его предшественниками, будут сохранены пошлины на шерсть и шкуры (Tunnage and Poundage). Ничего подобного. Смерть Бекингема, убитого лейтенантом Фелтоном в августе 1628 г., не принесла никакой разрядки. Король из окон своего дворца видел, как радовались лондонские толпы и как люди пили за здоровье убийцы. Пришлось, чтобы чернь не надругалась над телом герцога, похоронить его тайно. У Карла было слишком много достоинства, чтобы он позволил себе проявить свои чувства, но он никогда не забывал эти проявления ненависти. На следующей сессии конфликт с парламентом возобновился. На сей раз он приобрел по большей части религиозный аспект.

7. Пуритане и ритуалисты продолжали оспаривать друг у друга главенство в Английской церкви. Карл благоволил к Высокой церкви (наименее отдалившейся от римских ритуалов), поскольку находился под влиянием своей жены, а также потому, что духовенство Высокой церкви принимало и даже приветствовало вмешательство короля в церковные дела. В умах тогда царил большой разброд. Пастор-кальвинист помещал стол для причастия в центре хора; затем приходил сакраменталист и возвращал его на прежнее место. Один отвергал стихарь, другой надевал его. Уильям Лод, епископ Лондонский, затем архиепископ Кентерберийский, взял привычку консультировать короля по всем церковным вопросам, даже по поводу наказаний, которые подобало налагать на грешников. Он составил для короля список священников, помечая их имена буквами «О» или «П» (ортодокс или пуританин), и с этого момента только ортодоксы стали получать высшие церковные должности. Однако в большинстве своем народ и парламент были кальвинистами. Лод и двор принимали доктрины голландского епископа Арминия и верили в свободу воли, Лондон и парламент верили в предопределение свыше. Подмастерья-кальвинисты и придворные-арминианцы оскорбляли друг друга на улицах. Свобода воли смешивалась с деспотичным правлением, пишет Тревелиан, а предопределение — с защитой привилегий парламента. «Кто хочет, чтобы им управляли только законы, — говорил один депутат, — тот считается пуританином; кто отказывается делать все, что его хотят заставить, — тот и есть пуританин». Богословие, политика и фискальная система оказались безнадежно перепутаны между собой. Раз король не должен иметь возможности навязывать своему народу алтарь на востоке, стихарь и таинства, требовалось отказать ему в пошлинах Tunnage and Poundage, без которых он зависел от пуританского парламента.

8. Отсюда эти странные и знаменитые «три резолюции», за которые парламент проголосовал в 1629 г. В них утверждалось, что: 1) тот, кто попытается ввести в Англии папизм или арминианство, будет рассматриваться как враг общества; 2) тот, кто посоветует взимать налоги, не одобренные парламентом, тоже будет врагом общества; 3) любой купец или любой другой человек, заплативший такие не одобренные парламентом налоги, будет изменником и врагом общества. Спикер, напуганный этими резолюциями, объявил, что получил от короля приказ закрыть заседание, прежде чем они будут поставлены на голосование. Два члена парламента, схватив спикера за руки, удерживали его в кресле. «Богом клянемся, — сказали они ему, — вы останетесь тут столько времени, сколько будет угодно палате». Другой запер дверь и положил ключ в карман. Когда пристав постучал в дверь именем короля, никто не открыл. Резолюции были приняты. Это была революционная сцена. Карл ответил на нее революционным действием, заключив в тюрьму после заседания, вопреки «Петиции о правах», 9 членов палаты общин. Самый знаменитый из них, Элиот, умер в Тауэре три года спустя. Как и все мученики, этот выдающийся парламентарий придал святости пуританскому делу. Карл решил впредь обходиться без парламента. Ведь делали же это Тюдоры, и довольно долго. Но оставался вечный вопрос: сможет ли король добыть деньги? Поскольку именно от ответа на него зависит в конечном счете стабильность любого правления.

1. И вот Карл остался один в Уайтхолле со своей маленькой женой-француженкой, которая поддерживала эту робкую душу чувственной и нежной любовью и оказывала на него гораздо большее влияние, чем при жизни Бекингема. Лишившись контакта с общественным мнением, которое могли бы ему обеспечить ежегодные заседания парламента, на кого же он будет опираться, чтобы править? Он нашел двух человек, разделявших его властные наклонности и полагавших, как и он, что счастье народа может составить только твердое соблюдение всех прерогатив короля: один из них — это Лод, ставший архиепископом Кентерберийским в 1633 г.; он руководит церковными делами, а затем добавляет к ним и финансовые; а другой — бывший член опасного парламента 1628 г. Томас Уэнтворт, которого король в 1640 г. сделает графом Страффордом.

2. Нет человека более оклеветанного, чем Страффорд. Поскольку он был другом мятежных парламентариев Пима, Джона Элиота, Хемпдена, те сочли предательством его присоединение к сторонникам короля. «Я от вас не отстану, пока у вас голова на плечах», — сказал ему Пим. Жестокая и пророческая фраза, если вспомнить о том, что за этим последовало. Но в чем же состояло предательство? С самого начала своей карьеры Уэнтворт проводил в жизнь свои идеи. «Моим правилом, — сказал он, — будет не бороться с прерогативами короля вне парламента». Он расценивал народное доверие и королевскую власть как два элемента, необходимые для всякой здравой политики, где король был камнем, венчающим свод, и которого никто не может касаться, не поколебав все здание. Карл сразу же понял, какая пропасть разделяла профессиональных оппозиционеров и этого человека действия, просто созданного для правления. «Уэнтворт, — заметил он, — порядочный джентльмен». А заполучив его на свою службу, доверял ему самые сложные миссии: сделал его председателем Совета севера, потом послал усмирять Ирландию. Если бы он сразу же использовал его в Англии, быть может, Страффорд сумел бы сформировать постоянную армию, за отсутствием которой было невозможно осуществлять прерогативы короны, и тогда судьба Англии больше походила бы на судьбу Франции при Людовике XIV. Но Карл следовал доктринам Страффорда, не имея ни силы его характера, ни его организационного гения. Когда он решился наконец поставить его на передовой, партия для обоих уже была проиграна.