8. Почти все историки порицали поведение Карла I во время Долгого парламента. Но как несчастный мог вообразить себе компромисс, который в следующем веке создаст конституционную монархию? Карл I не видел никакого средства избежать дилеммы: или восстановить с помощью силы свою власть, или стать призраком короля. Гражданская война была неизбежна, потому что между королем и парламентом не стоял никакой ответственный министр и две эти власти неизбежно столкнулись между собой. Идея, что в случае конфликта меньшинство должно склониться перед большинством и позволить ему управлять, была тогда еще не только не принята, но даже никому не пришла в голову. Как только страна оказалась глубоко разделенной, другого решения, кроме гражданской войны, не было. Впрочем, закон о большинстве все равно не позволил бы разрешить главный вопрос того времени, который был религиозным. Интересы еще могут как-то договориться между собой, но не верования.

Лондон. Вид на Парламент и Вестминстерское аббатство. Гравюра. 1647

9. Однако надо признать, что король усугубил хаос, ведя двойную игру. Карл покорно утверждал законы, принятые парламентом, но сам тайно плел интриги и против этих законов, и против парламента. Впрочем, он считал, что находится в состоянии войны, а на войне все дозволено. Он дошел до того, что просил у шотландцев, которые оставались лучшими солдатами острова, поддержки против англичан. Они пообещали ему это, если он со своей стороны примет в Англии пресвитерианский ковенант. Этого он не мог сделать, будучи убежденным сторонником Епископальной церкви, и должен был отказаться от союза с шотландцами. В какой-то миг ему показалось, что впереди забрезжило избавление. Парламентарии, объединившиеся против него, яростно разделялись по религиозному вопросу; одни желали уничтожить всякий ритуал и изменить все вплоть до молитвенника, другие были враждебны к епископам, но оставались привязаны к красивым англиканским молитвам. Благодаря этому расколу заново сформировалась монархистско-англиканская партия, руководимая такими людьми, как Хайд, которых король вполне мог бы сделать своими советниками. «Великая ремонстрация», направленная против Карла, была принята с перевесом всего в одиннадцать голосов. «Король Пим» уже терял свой престиж, и только неуклюжесть короля Карла вернула его противнику.

10. 3 января 1642 г. генеральный атторней короля внезапно потребовал у палаты лордов импичмента за великую измену пяти членам парламента, в том числе Пиму и Хемпдену. Демарш был незаконным, поскольку право импичмента принадлежало только палате общин. Лорды колебались. Король лично явился в палату общин, чтобы арестовать пятерых ее членов. Они были предупреждены, и Сити взялся их спрятать. Сцена была тягостная. Король вошел в сопровождении кавалеров и занял место спикера. Члены парламента стояли, обнажив головы. Бросив взгляд, король увидел, что «птички упорхнули». И отправился обратно сквозь враждебную толпу, кричавшую на его пути: «Привилегия!» Было созвано ополчение Сити, которое и обеспечило защиту парламента. Столкновение между двумя силами становилось неизбежным. Король счел, что благоразумнее будет покинуть Лондон.

1. Пришло время для каждого англичанина выбрать свой лагерь. Однако бо́льшая часть из них не желала ничего выбирать. Эта революция была отнюдь не из тех гигантских волн, которые поднимают массы. Она скорее разделяла классы, нежели сталкивала их между собой. 30 пэров остались в Вестминстере; 80 последовали за королем; 20 сохраняли нейтралитет. Как и пэры, сквайры и йомены тоже были поделены между двумя лагерями. Лондон, фрондирующий протестантский город, благоволил к парламенту, но кафедральные города стояли за своих епископов, а стало быть, за короля. Что касается крестьян, то многие из них оставались безразличными. «Им было не важно, при каком правительстве жить, лишь бы они могли обрабатывать землю и ездить на рынок». В некоторых графствах пуритане и англиканцы, роялисты и парламентаристы подписывали пакты о нейтралитете. И лишь позже, когда до них дошло, что обе армии обходятся с нейтралами дурно, колеблющиеся нехотя выбрали лагерь. Иногда один-единственный решительный сквайр увлекал за собой всех живущих по соседству джентльменов. Фермеры следовали за своими помещиками. Любители удовольствий были за короля, потому что пуритане олицетворяли собой суровость. Сектанты были за парламент, потому что надеялись (ошибочно) на религиозную свободу. Можно сказать, что католический Север и Запад стояли скорее за короля; Юг и Восток были за парламент, но границы были все время размыты. Ни в какой момент сражающиеся армии не превосходили одну сороковую от населения страны, а в самых важных битвах гражданской войны участвовало не больше 20 тыс. бойцов с каждой стороны.

2. Можно удивляться, видя в ту революционную эпоху почти безучастной страну, которая в других обстоятельствах проявляла столь сильные страсти. Но в 1641 г. доктрины и намерения обеих партий были неясными. В лагере парламентаристов никто в начале войны еще не желал уничтожения Карла Стюарта. Никто и не представлял себе, что можно без него обойтись. Парламент хотел только застраховаться от действий короля и отделить от него дурных советников. Эссекс, полководец парламентских войск, рекомендовал им действовать осторожно, поскольку, говорил он, «побежденный король всегда останется королем, но если мы будем побеждены, то станем всего лишь мятежниками и изменниками». Представление о священном характере королевской власти, отпечатавшееся в мозгах за долгие века почитания, оставалось нетронутым. Когда в начале войны близ Ноттингема король «поднял свое знамя», эта символическая церемония взволновала души многих людей, которые умом отдавали предпочтение парламенту.

3. Однако сцена не удалась. Шел дождь. Карл, педант и маньяк, как и все Стюарты, без конца поправлял герольда, читавшего прокламацию. Ветер сбросил знамя в грязь. Все-таки это было знамя короля. Многие подумали, как сэр Эдмунд Верней, что, какими бы друзьями Библии и парламента они ни были, им негоже бросать в несчастье государя, чей хлеб они ели. Многие лишь из верности защищали дело, которое вовсе не казалось им справедливым. Кое-кто из нейтралов одобрял политические идеи парламентаристов, но им не хотелось, чтобы трогали молитвенник; другие, враждебные к Англиканской церкви, были благосклонны к королю. Такой разброд не мог породить слишком пылкое воодушевление. На самом деле это была не настоящая революция, которая всегда вызывается крупными экономическими неурядицами, а в этой богатой и относительно благополучной стране речь скорее шла о том, что сегодня именуют партийной борьбой. Только из-за сбоя в конституционном механизме парламентские прения приняли форму сражений на поле боя. И понадобятся бедствия гражданской войны, чтобы породить политическую терпимость, как в других странах понадобятся ужасы гонений, чтобы навязать терпимость религиозную.

4. Те, кто принял активное участие в войне по обе стороны, были лучшими людьми нации. Так что борьба останется довольно гуманной. Битвы кровавы лишь потому, что солдаты храбры, однако с пленниками, за исключением ирландцев и католических священников, обращаются хорошо. В обоих лагерях хвастаются, что они — христианская армия. Перед сражением каждый командующий велит устроить богослужение. С той и с другой стороны противника упрекают в грехах. «Мы в нашей армии, — говорит роялист, — любим вино и женщин, а вы в вашей повинны в дьявольских грехах: в духовной гордыне и строптивости». Хотя отвага и вера бойцов весьма горячи, их военные навыки, по крайней мере в начале, довольно посредственны. Из-за долгого Тюдоровского мира люди разучились воевать. Некоторые из военачальников, такие как племянник Карла Руперт, сын курфюрста Пфальцского, выдающийся кавалерист и плохой тактик, командовали на континенте. Другие, например некий Оливер Кромвель из пуританской армии, читали стратегов. Большинство сражаются как бог на душу положит. Разведка работает так плохо, что армии порой с трудом находят друг друга. Вначале у Карла был план окружить Лондон; у парламента не было никакого, кроме как захватить короля живьем.