Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда я решилась на следующий шаг. Прокалила на огне нож. Сжимая рукоять вспотевшей ладонью, приблизилась к Бизону. Аккуратно отвернула его голову, открывая доступ к пузырьку. Поддела острием кожистый мешочек, надавила…
Жидкость брызнула на постель. Еще немного вытекло, а затем все прекратилось. Снова докрасна раскалив нож, я вернулась и прижгла пораженный участок. Бизон даже не вскрикнул от боли. Так и остался лежать в прежней позе с повернутой головой. Нехороший признак. Но я не позволю пузырям расти. Вот что казалось самым страшным. Уже несколько раз доводилось видеть обезображенных больных. Нет, я не допущу, чтобы Кай и даже Бизон превратились вот в это.
Перед рассветом удалось подремать. Совсем недолго, потому что Кай начал метаться. Протирая воспаленные от трудной ночи глаза, я подползла к нему. Откинула шкуру, подумав, что ему стало жарко. Тогда-то и заметила первый пузырек у него. На левом боку, под нижним ребром. Я даже провела пальцами по нему, убеждая себя, что померещилось от усталости. Но если глаза могли обмануться, то руки – нет. Выступающий бугорок красноречиво подтвердил мои подозрения.
Я схватилась за нож. Все это время убеждала себя, что Бизону хуже и его пузыри означают, что дело плохо, а вот с Каем все обойдется. Не обошлось.
С наростом я разобралась уже опытными движениями. Отложила нож, поднялась. Бизон опять бормотал что-то со своей кровати, но мне требовался хотя бы глоток свежего воздуха. Глоток, или я просто сойду с ума и перережу этим ножом собственное горло.
И снова снаружи поднимался розовый и золотой рассвет. Я постояла, глядя на светлое небо и покачивающиеся верхушки деревьев. Вспомнила о козе. Как она там, бедняга?
Коза оказалась прожорливой. Зелень вокруг нее словно исчезла. Я отвязала веревку, отвела животное на новое место, постояла и уронила привязь. Друзей ведь не привязывают, верно? Коза заблеяла. Я опустилась на колени перед ней, обхватила за шею, уткнулась лицом в грязную шерсть и долго-долго плакала. И мне даже было плевать, что, потянувшись через мое плечо, она принялась жевать ближайший куст.
По возвращении я обнаружила еще два пузыря на теле Бизона. Расправилась с ними прежним образом. У Кая новых образований не нашлось, но его жар поистине устрашал. Я не успевала бегать к ручью за водой и сбивать температуру. За весь день оба парня так и не пришли в себя.
К вечеру вспомнила, что ничего не ела. Но сил искать еду, а тем более готовить ее, уже не осталось. Я вколола последнюю дозу антибиотиков Каю после того, как нашла на его ключице второй пузырек. Бизон к тому времени уже «цвел» ими.
Поздней ночью, положив смоченную влажную ткань Каю на лоб, я упала и почувствовала, что больше не смогу пошевелиться, даже если очень захочу. Взяла его руку и переплела пальцы со своими.
– Я буду бороться дальше, – прошептала я, – буду. Только немного посплю… дождись меня, ладно?
* * *
Каю приснился старик, который забрал его от Айшаса и Цхалы и привел на свой корабль. Вечно пьяный – кажется, он никогда не просыхал и даже не думал этого делать, – с косматыми седыми волосами, которые подвергались стрижке, только когда дорастали до уровня плеч. С виду безобидный пропойца, старик и одеваться предпочитал соответствующе: серые мешковатые штаны, такого же цвета рубаха, сверху – черный кожаный жилет и потертая куртка. Но вид бывает обманчив, в этом Кай тоже смог убедиться.
В звездолете, притаившемся на лесной опушке за протурбийским городом, ждала целая команда. Шесть человек, среди которых двое самых младших были ровесниками Кая, а самый старший готовился отпраздновать сорокалетие. С насмешками и высокомерными взглядами они собрались, чтобы встретить новичка.
– Знакомьтесь, пацаны, – сказал старик, выступая в центр круга и раскидывая руки в жесте настоящего шоумена, – это Крысеныш. Он будет жить с нами.
Раздался дружный гогот. Кай стоял, обводя хмурым взглядом незнакомых людей. Он не боялся. Нет, его мучило другое. Все это слишком напоминало ему каменоломни: испытание на прочность, попытка затоптать при малейшем признаке слабости. Но он считал, что никогда больше не вернется в ту, прежнюю жизнь. И теперь его выворачивало наизнанку от понимания, что вернуться придется.
– Здорово, Крысеныш! – сплюнул на пол один из тех, что помоложе, темноволосый, с хитрыми и блестящими глазами. Он подошел и дернул Кая за край одежды. – Классный у тебя прикид! Мой будет.
Протурбийское трехслойное одеяние, ставшее Каю давно привычным, вызывало у команды приступ буйного интереса. Со всех сторон потянулись руки, которые принялись щупать, дергать и тянуть на себя.
– Я – не Крысеныш! – процедил Кай сквозь зубы. Вступать в бой он пока не решался, не до конца оценил обстановку. – Меня зовут Кай.
– Да нам плевать, как тебя зовут! – издевался темноволосый. – Для нас ты – Крысеныш.
Кая принялись толкать из стороны в сторону. Ткань на верхнем одеянии затрещала, когда ее одновременно потянули двое.
– Вот это костюмчик!
– Вырядился, как желтомордые!
– Мое! Мое! Мое!
Со всех сторон посыпались крики и подколки. На какой-то миг Кай словно перенесся обратно в каменоломни, в эпицентр давки, где шла борьба за место у огня. Рука сама собой взметнулась. Темноволосый отшатнулся, хватаясь за разбитый нос. Кровь обильно потекла сквозь его пальцы.
Старик, который до этого стоял, сложив руки на груди и наблюдая за представлением, оживился.
– Тише! Тише, братва! – гаркнул он, снова выходя в центр. – Разве так принято встречать нашего нового члена экипажа? – Старик повернулся к Каю, дернул за рукав. – А теперь ты должен снять эти тряпки и отдать Эрику.
Он указал на того самого, темноволосого. Эрик смотрел волком. Его нос все еще кровоточил.
– Почему я должен ему что-то отдавать в качестве извинений? – проворчал Кай. – Он сам нарывался.
Тут же поднялся галдеж, но старик вскинул руки, пошатнулся на нетвердых ногах и улыбнулся. Все мгновенно успокоились. Кай недоумевал, почему они слушаются этого клоуна.
– Простим новичка. Он еще не знает наших правил, – попросил старик у команды. Ответом было молчание. Тогда он перевел взгляд на Кая. – Видишь ли, пацан. У нас закон простой. Если кто сказал «мое» первым, то другие отбирать уже права не имеют. Иначе накажем. Эрик сказал «мое» на твою шмотку. Поэтому раздевайся.
– Но она моя! – возмутился Кай. – Она надета на мне!
– Но ты же этого не сказал раньше, – развел руками старик, – говоришь только сейчас. А уже поздно.
Кай застрясся от ярости, но понимал, что бессилен против целой команды. Он свалит одного, может, двух, а что дальше? Ему некуда пойти. Оставалось лишь смириться и привыкать к новым условиям. Как он делал всегда.
– А что будет, если не отдам? – Кай попытался хоть как-то спасти положение.
– Проучат, как вон Ваську недавно. – Старик кивнул в сторону другого подростка.