Он поднял распакованный брусочек кокаина, взял крошечную щепотку порошка и шумно вдохнул. Потом потер нос.

– Чистейший.

Он положил брусочек на место и закрыл чемодан.

Над рощей пролетел самолет и заложил вираж, подлетая к посадочной полосе. Индеец смотрел на него несколько секунд, потом достал сигариллу и чиркнул спичкой. Он не спешил, тянул время, наслаждаясь успехом. Его глаза стервятника блестели.

– Эти самолеты напоминают мне финальную сцену в «Схватке»[35], ты видела этот фильм? Де Ниро и Аль Пачино лицом к лицу на площадке аэропорта. Хрестоматийная сцена.

– Как вам удалось…

– Оказаться здесь, с тобой? Маячок под твоей машиной. Я никогда не терял тебя из виду, идиотка! Черт побери, ты знаешь, на сколько здесь десятков миллионов евро? Стоило присматривать за тобой, цыпочка, а?

Он присел перед Абигэль с револьвером на коленях. Его подбородок уродовал небольшой шрам в форме дуги. Резким движением он схватил ее сзади за волосы и потянул. От его дыхания разило смертью.

– Я не хочу валандаться с трупом – годы уже не те. Не гони волну, детка, и все будет хорошо. Наркота у меня, твой отец и девчонка мертвы, можно сказать, что мы квиты. Если рыпнешься отсюда, пока не пройдет десять минут, всажу тебе пулю в лоб. А если еще мне попадешься, получишь по тому же тарифу.

С сигариллой в уголке рта он, морщась, выпрямился. Кости хрустнули.

– Стар я уже для таких дел…

Со вздохом он подхватил чемодан и пошел прочь. Абигэль не могла шевельнуться, не чувствовала ни рук, ни ног, хоть и не была в катаплексии. Она нашла в себе силы спросить:

– Человек, который пришел с вами в прошлый раз, сказал, что я должна была умереть вместо моего отца. Почему? Какое отношение я имею к этим наркотикам?

Усач едва оглянулся:

– Забудь все это. Считай, что наша встреча тебе приснилась, и будешь жить лучше и дольше…

Он скрылся. Абигэль бросилась к комку бумаги. Она хотела узнать разгадку всей этой истории. Она разгладила листок, но не увидела никакого текста: чистая бумага. Чист был и второй листок, и третий, и четвертый. Все слова, написанные на бумаге ее отцом, больше не существовали.

Далеко впереди зашелестели листья деревьев, хоть ветра не было. Ветви закачались и раздвинулись. Захрустели сучья, и большой черный седан появился между стволов. Сквозь ветровое стекло Абигэль разглядела улыбающееся лицо отца.

Она закричала.

– Дорогая… что с тобой?

Абигэль открыла глаза. Зебры, львы, жирафы. Желтые и охряные стены, запах простыней и пота. Она была насквозь мокрая, одежда липла к телу.

– Что…

Голову сжимали тиски, затылок ломило. Она огляделась, ничего не понимая. Спальня, квартира Фредерика… Она перекатилась на бок, посмотрела на часы на радиобудильнике. 21 час.

– Давно я сплю?

– Не знаю, я только что пришел.

Абигэль села с ощущением, будто выпросталась из бетона.

– Не может быть, опять начинается. Я была в лесу не далее как… минуту назад. Гудели самолеты… Я помню красно-белую башню… это, наверно, был аэропорт Лескен. Потом чемодан, полный наркотиков… Письмо…

Абигэль посмотрела на свои руки, на ногти. Чистые, как у хирурга. Фредерик взял с тумбочки стакан воды и протянул ей:

– На, выпей. Ты так вспотела, ты обезвожена. Я никогда не видел тебя в таком состоянии. Как будто ты пробежала стометровку.

Фредерик потрогал ее лоб. Горячий.

– Наверно, стоит вызвать врача.

Абигэль выпила воду залпом.

– Не надо врача, я не… больна. Мой отец… закопал наркотики в лесу, это точно. Килограммы и килограммы кокаина. Он был наркоторговцем, Фред! Это объясняет и яхту, и второе имя, и типов, которые приходили ко мне, – они искали эти проклятые наркотики.

Абигэль изо всех сил напрягла память. Образы мало-помалу меркли, все становилось расплывчатым, неясным. Воспоминания разлетались, как бабочки. Что с ней? Она закрыла глаза, сосредоточилась, попыталась увидеть четкую картину.

– В чемодане было письмо моего отца, адресованное мне. Он хотел все мне рассказать. Он написал, что… что авария шестого была запланирована, что… О боже мой…

Она села на кровати. Фредерик уселся рядом.

– Это всего лишь очередной кошмар.

– Нет! Это было реально! Я была там! Я уверена!

– В таком случае скажи мне где, и мы сейчас же туда поедем.

Абигэль встала, кинулась в ванную и заперлась там. Быстро спустив брюки, она посмотрела на последнюю татуировку. «Леа должна была быть 4-й». Что это значило? И когда она сделала эту татуировку? Она понятия не имела!

Фредерик стучал в дверь. Она открыла и показала ему татуировку.

– «Леа должна была быть 4-й». Что это может, по-твоему, значить?

Он явно видел надпись впервые.

– Ты не помнишь? Наши открытия, касающиеся компьютера Хеймана.

– Нет. Я… я помню, что была у Жизели сегодня днем… Помню карнавальные маски в ее кабинете, помню… запах табака… Но… остальное – черная дыра.

Фредерик вытаращил глаза:

– Сегодня днем? Какой, по-твоему, у нас сегодня день?

– Двадцать первое.

– Вечер двадцать второго, Абигэль.

Она лишилась дара речи. Как это может быть? Увидев ее в такой растерянности, Фредерик сжалился и все ей рассказал: про педопорнографические картинки, обнаруженные вчера в ноутбуке Жантиля, аккаунт Леа на «Фейсбуке», связь с Фредди, который планировал похитить ее дочь.

По мере этих откровений Абигэль казалось, что она все глубже погружается в пучину.

– Похитить Леа? Нет, Фред. Это… это неправда.

– Мы легли вчера вечером, ты очень разволновалась из-за этих открытий, но быстро уснула после лекарства. Эту татуировку ты, наверно, сделала по пути из казармы, не хотела забыть… Сегодня утром я ушел на работу, как обычно. Все было хорошо, ты еще была в кровати, но уже проснулась. Я сказал тебе, что позвоню, если будет что-нибудь новое о содержимом компьютера Николя Жантиля, но эксперты над ним еще работают. Ты действительно ничего не помнишь?

Она прислонилась к стене, обхватив голову руками.

– Ничего, ничего!

Абигэль дрожала всем телом. Фредерик взял ее за руку: