Конечно же, проснувшись, Катерина разбузилась и разбрыкалась, обнаружив его у себя под боком. Или себя у него под боком, не важно. А он даже ничуть не удивился, слушая ее выпады, и радовался больше и больше, узнавая в новой, незнакомой женщине ту, давешнюю, взбалмошную и острую на язык Катерину.

И разговор начал понемногу клеиться, и она стала постепенно оттаивать, но тут Сергей был застигнут врасплох вопросом о ювелирном деле. Вежливо-заинтересованно попросила: «Расскажите мне…» Да что же ей расскажешь, если вопросом Сергей владел только на уровне цен, периодически спонсируя покупки побрякушек. Нет, нельзя расслабляться. С ней нужно ухо востро держать, а он в воспоминаниях рассиропился. Так и проговориться недолго, все же не Штирлиц он. Не Штирлиц.

Не найдя ничего лучшего, Сергей Кириллович сменил тему, широким жестом предложил Катерине выпить. Катю его предложение покоробило, лицо ее некрасиво перекосилось, и она отгородилась от Сергея под предлогом просмотра кинофильма.

Сергей Кириллович понимал, что неудовольство ее не имеет к нему никакого отношения, полностью адресовано вахлаку Пояркову. Он еще выпил спасительного джина, вцепившись в бутылку, как Аладдин в лампу. На душе стало еще лучше, совсем хорошо стало.

Ну а затем наступил провал в памяти – ничего не помнил, хоть убей, кроме ее узкой ладони на своей большой руке и магических слов «мы с тобой», волшебным образом объединяющих их и дававших надежду.

Катя смеющаяся, Катя, аппетитно жующая большую, густо обсыпанную сахарной пудрой булку, Катя, мирно спящая на безликом аэропортовском диване, теплым драгоценным подарком свернувшаяся на его груди, Катя, гневно размахивающая руками, выкрикивающая обращенные к нему ругательства, умоляющая… Такая разная и во всех своих ипостасях такая ужасно притягательная, манящая изгибом рук, поворотом головы, низковатым грудным голосом с непередаваемыми интонациями, дрожащими ресницами.

Глядя на нее, слушая, обнимая ее руками, Сергей даже сквозь пьяный угар гнал от себя крамольную мысль о том, что это его женщина, та, которую он ждал и искал, та, что, по сути, есть пресловутая мифическая «половинка». Казалось, останься она рядом, и вся жизнь переменится, мир перевернется, наполнится яркими красками, волшебными звуками, непередаваемыми ощущениями. Только останься рядом…

Но как гром среди ясного неба прозвучали слова: «Любимый… Боб… я его люблю…»

Ну, разумеется, Боб, разумеется, любит. Как же иначе? На что он рассчитывал?

Иначе бывает только в слезливых дамских романах, да еще в сказках: «Они жили долго и счастливо и умерли в один день».

А в реальной жизни только песня смешной группы «Непара»: другая семья, другой у тебя…

Почему, Серый, такие песни популярны, знаешь? Правильно, потому что жизненны. Шансов у тебя, парень, нет, потому что она кого-то там любит. Вон, дурацкую плошку ему купила, охотнику хренову…

Сергей Кириллович чувствовал, что дальше с ним началось то, что еще в первой половине прошлого века классически было названо «Остапа понесло», и остановиться он не мог.

В себя начал приходить только где-то на подлете к Питеру. Ртутный шар лежал на своем месте – в самом центре головы, плавал в похожем на простоквашу веществе. Лоб покрывала липкая и холодная алкогольная испарина. Руки и ноги дрожали, было мерзко во рту. Но зато в душе ничего не путалось. Пусто и привольно, холодно, как в склепе.

«Что это я? – удивился сам себе Сергей Кириллович. – Подумаешь, дел-то, встретил свою однокурсницу. Зачем она мне? Я успешен, я благополучен, я счастлив… Вот черт, совсем недавно, до встречи с ней, я точно знал, что счастлив. Я…»

На этом аутотренинг оборвался: что же он еще такое особенное, что перечеркнуло бы важность самого Катькиного существования, он придумать не смог.

Нет, надо просто ее трахнуть. Поманить, расслабить и элементарно трахнуть. Ничего сложного, до сих пор всегда со всеми получалось. И тогда моментально рассеется миф, пройдет, испарится флер, наваждение исчезнет. Не может же она чем-то принципиально отличаться от других баб.

Мозг заработал конструктивно: как бы по-простому, без затей и объяснений взять у нее номер телефона и обязательно, непременно позвонить.

Все старо и пройдено в нашем подлунном мире. Сергей Кириллович забыл, как двадцать лет назад точно так же уговаривал себя заговорить с ней. Заговорить, чтобы убедиться, что она такая же, как все, девочка, ничуть не лучше…

В самый неподходящий момент показалась Лора, картинно неся себя им навстречу. Впрочем, Лора много что делала картинно и в неподходящий момент. Ведь было же внятно дано понять перед отъездом, что все закончено. Приличные девушки такие намеки понимают. Только вот Сергей не имел привычки общаться с приличными девушками.

Правда, ему было сто раз наплевать на Лору – номер телефона он мог бы взять и при ней. Что там номер! Запросто мог бы при Лоре бухнуться перед Катькой на колени, предложить себя, руку, сердце и все остальное, начиная от американского суперлазера, заканчивая грязными носками и немытыми тарелками.

Мог бы, да не смог.

Точно так же не смог, как и много лет назад.

Не смог именно с ней, единственной, с кем когда-либо хотелось бы смочь.

Трусливо обратился к разуму: во-первых, Боб, во-вторых, в ее глазах внезапно появилось знакомое выражение отчужденности, высокомерия, ледяной вежливости, в-третьих…

«В-третьих» было самым важным. «В-третьих» оставалась меленькая, крошечная возможность того, что все выгорит, получится по его, и тогда успешный, благополучный, самодостаточный профессионал, бизнесмен и завидный жених полетит в пропасть, головой на камни, покатится в тартарары, захлебнется, пропадет. Не минуты не сомневался, что тогда точно пропадет…

Город встретил холодом. Холодом встретила неуютная, нелюбимая машина. Американский вариант, полный тюнинг, развод на деньги. Но что-то подобное, как убеждали, было положено ему по статусу. Холодом встретила безликая квартира, неудачная работа равнодушного дизайнера. Сергей передвигался по комнатам, мылся, переодевался, разбирал вещи и ощущал, что у него нет дома, жизни, близкого человека, сына, с которым было бы так классно лежать на газоне, щурясь под яркими лучами. Ничего-то у него нет…

Где-то над ухом дребезжала Лора, без умолку пересказывая последние новости тусовки. В молчании Сергей Кириллович прошел мимо недоумевающей, враз притихшей Лоры в спальню и, как был, в одежде, завалился на широкую, такую одинокую кровать. С головой накрылся одеялом и провалился в спасительный сон.

Утро следующего дня было, как близнец, похоже на утро любого другого дня еще пару месяцев назад. Похмелье уступало место душевной пустоте и холоду. Только с облегчением обнаружил, что Лора покинула его жилище. Интересно, надолго ли? Ладно, хоть на время, но это избавляло от неизбежных объяснений.

Приведя себя в порядок, Сергей Кириллович позвонил матери, сообщил, что вернулся из Германии, и пообещал вечером навестить. Потеплее оделся и двинулся в клинику.