К половине двенадцатого я искренне не понимаю, чем я думала, когда строила логические цепочки из собственных фантазий о магии новогодней ночи и Надиных слов, что Пётр будет в «Пенке». Очевидно уже, что не будет. А ещё очевидно, что в это время с перекрытыми в радиусе километра улицами я не смогу беспрепятственно сбежать домой. Остаётся напиться, поэтому иду к бару и прошу сделать мне коктейль с шампанским и персиками, когда слышу весёлое:

— Привет, соседка!

Оборачиваюсь на голос и вижу улыбающегося Даниила в сопровождении красивой брюнетки. Он помогает ей снять пальто, снимает своё и, ласково придерживая за поясницу, подводит ко мне.

— Привет, Дань.

— Это Регина, моя жена, — с нескрываемой гордостью сообщает он, и я тут же сочувствую всем клиенткам «Казуса», придумавшим себе юридические катастрофы, лишь бы заполучить Даню в качестве юриста. — А это Ася, наша соседка из крайнего подъезда.

— Очень приятно, — ослепительно улыбается Регина будто бы всем лицом.

— Подождите, подождите! — восклицаю я, потому что это улыбка кажется мне чудовищно знакомой. И имя тоже. — Регина Покровская, самый талантливый дизайнер интерьеров в нашем городе, живёт в моём доме?!

— Ну, за самого талантливого спасибо, хотя это не точно, — смеётся Регина. — Но с ЖКХ-артом во дворе пока борюсь успешно.

— Рекомендую вам подружиться и ходить друг к другу за солью, — буквально светится от гениальности собственной идеи Даня. — А то мы уже год, как переехали в этот дом, а ты из соседей знакома только с бабой Верой, которой кажется, что мы стучим по батареям по ночам.

— Я только за, — соглашается Регина, — но сначала чего-нибудь выпью. Этот кросс через толпу по перекрытым улицам был тем ещё развлечением.

— «Беллини» с персиками очень хорош, — советую я, и бармен в эту секунду очень эффектно ставит передо мной коктейль.

— Добрый вечер и добро пожаловать в «Пенку»! — материализуется рядом с нами Рита с планшетом, а ещё с ровной осанкой, идеально вежливой улыбкой и без этих её неформальных ремарок.

— Даниил и Регина Покровские, — представляется Даня.

— Гости Петра Алексеевича? — уточняет Рита, найдя их в списке. — А само Его Петрушество пожалует на наш скромный ужин?

А, ну вот и привычные ремарки.

— Да, встретил кого-то и заболтался, — кивает Даня в сторону улицы. — Сейчас подойдёт.

Замираю и перестаю воспринимать действительность. Рассеянно киваю на предложение Регины пообщаться чуть позже, не поворачиваю головы, когда Рита провожает гостей к столику в глубине зала, не замечаю парня, подошедшего к барной стойке и загородившего мне обзор на вход в кофейню, смотрю будто сквозь него.

И дверь словно под моим гипнотизирующим взглядом открывается, и в «Пенку» заходит Пётр.

_____

[1] Бетти Буп — персонаж из чёрно-белых американских мультфильмов 30-х годов. Является прообразом Тутси Браунштейн — персонажа современного американского мультсериала «Мультреалити», секс-символа 20-х годов с избыточным весом, пристрастием к алкоголю и самоповреждению.

Останавливается, осматривает зал, коротко улыбается кому-то в ответ, ведёт широкими плечами и скидывает пальто, пристраивает его на одной из переполненных вешалок. Делает пару шагов к стойке, подтягивает рукава своего клубного пиджака к локтям, закидывает руку на столешницу.

А я ловлю каждое его движение глазами и снова не дышу.

Он весь в чёрном — джинсы, футболка, пиджак, — и на этом фоне его лицо с лёгкой щетиной кажется особенно, контрастно бледным. Он вообще выглядит уставшим, осунувшимся и даже измождённым, но при этом остаётся самым красивым мужчиной на свете.

И нужным.

Мне нужным.

Всё ещё стою истуканом, прилипнув к барной стойке, когда Пётр поворачивается к бармену и замечает меня. На секунду бровь дёргается вверх, а потом на лицо снова возвращается выражение уставшего человека. И совершенно незаинтересованного.

Но… как так? Почему? Я же прямо сейчас готова рухнуть в его объятия, на разрыв заполнить лёгкие его запахом, коснуться пальцами его щетины, чтобы проверить, такая же она мягкая и одновременно волнующе колючая, как год назад! Или… что-то… неуловимо изменилось.

Отлипаю от стойки, обхожу болтающего с барменом парня и делаю несколько шагов в сторону Петра. Потом ещё и ещё, а он не движется мне навстречу, будто бы скучающе ждёт, когда я на ватных ногах и с колотящимся сердцем подойду сама. Так близко, покуда хватит смелости.

— Привет, — говорю, останавливаясь рядом.

— Не ожидал тебя здесь увидеть, — отвечает он, и в голосе сквозит неожиданный для тёплой праздничной атмосферы в кофейне арктический холод. — Насколько помню, ты не любительница новогодних традиций.

— Сегодня исключение, — бормочу, изо всех сил стараясь пробиться через эту непонятную маску на его лице, рассмотреть полутени эмоций, прочитать между строк — всё то, что он позволял мне делать раньше.

— Да? И чего так?

Мне бы сейчас ответить. Максимально честно ответить. Но я вдруг не могу. Я вдруг чувствую, что я больше не его малыш, которого он выслушает и примет. Я вдруг не уверена, что всё ещё ему нужна.

— Как ты? — сорвавшимся голосом трусливо меняю тему, проклиная собственное мастерство в этом деле, такое неуместное сейчас, когда мне нужно быть храброй. — Как самочувствие?

— Знала бы, если бы позвонила и спросила. Как обещала.

Наверное, на моём лице появляется такое жалостливое выражение, что Пётр смягчается и говорит:

— Всё нормально, обычный грипп, жить буду.

Киваю. Теряю все слова на свете, писательница чёртова. Не знаю, что сказать, и мне отчаянно нужна его помощь. Нужна капля его инициативы, чтобы он только повёл, дал надежду, а я подключусь, но нет, он молчит, смотрит на меня холодно, равнодушно, мрачно. Справляйся сама.

Бросаю взгляд на часы на его запястье: без двадцати двенадцать. Нам бы смеяться и праздновать годовщину знакомства, а вместо этого мы…

— Я боялась, что ты сегодня не придёшь, — говорю, снова заглядывая ему в глаза.

— А ждала?

Ком в горле не даёт ответить, пауза затягивается, но положение спасает Рита, бесцеремонно втиснувшись между нами с бутылкой шампанского в руках.

— Пётр Алексеич, тебе вон те красотки за столиком у окна велели передать комплимент в виде вот.

Мы с Петром синхронно поворачиваем головы в сторону инстадив в разноцветных пайетках, и Рита подтверждает:

— Ага, те самые, блестящие, как будто на них единорог наблевал. Ну короче, тебе же эта бутылка не нужна, правда? Давай мы ещё разок им её продадим, а деньги поделим?

— Рит, — устало говорит Пётр, — можешь делать с этой бутылкой всё что угодно.