— Но ведь вон телефон, целый, — искренне удивилась Катя, испытывая ужасающий холод только от того, что врач говорил. От понимания, насколько тонкая грань была, как просто она могла потерять Сашу навсегда… Указала на прикроватную тумбочку, где оставила смартфон.

— Твой… — прохрипел Саша, вдруг усмехнувшись во весь рот. — Я твой забрал из квартиры и положил в нагрудный карман. А ты возмущалась, что я его тебе купил. Мне этот телефон жизнь спас, — Саша подмигнул кое-как. — Вот что значит — топовая модель и металлическая крышка, — он снова попытался прочистить горло.

Тут все рассмеялись, даже врач, но больше от самого облегчения, что все завершилось хорошо, наверное.

— Что ж, я так и думал, что телефон, — улыбнулся доктор. — Вы пока не говорите особо, вам пить нельзя много, а горло болеть будет после наркоза. Потерпите уж. Ну и с раной, думаю, все будет неплохо. До свадьбы заживет…

— Это вряд ли, док, — не послушав рекомендации, перебил Саша привычную фразу и расплылся в широчайшей усмешке, крепче сжав руку Кате. — У нас свадьба в эту пятницу.

— Ого… Поздравляю, — врач поджал губы и задумался. — Да, не заживет, это точно. И танцевать я вам еще не разрешу…

— Ну на саму-то свадьбу пустите? — мигом нахмурившись, потребовал Ольшевский с давлением.

— Саша! Ну ради бога! Перенесем! Лишь бы ты здоров был! — попыталась Катя воззвать к его здравому смыслу, но ее не собирались тут слушать.

— Еще чего! Нет, котена! Ничего я переносить не собираюсь, — хмыкнул Саша, но так сипло, что даже ей больно стало.

— Так, давайте не будем торопиться, — улыбнулся такой горячности врач. — У нас еще четыре дня в запасе есть. Рана не ужасна, думаю, дня через два мне вас можно будет отпустить из стационара, при условии регулярных перевязок. Найдем выход, — заверил врач. — А пока не нервничайте и отдохните уже, не мучайте горло. Да и просто дайте организму в себя прийти, — с суровыми интонациями велел доктор.

Осмотрел еще раз повязки и ушел, пообещав зайти часа через два и предупредив, что может подняться температура, будут приходить медсестры, проверять.

Катя же на все согласна была: все назначения выполнять и с Сашей тут хоть недели находиться, лишь бы точно ей гарантию дали, что с ним теперь ничего плохого не случится.

— Поспи, любимый, — попросила, снова прижавшись лбом к его лбу. Видела, что тяжело Саше, хоть и пытается перебороть себя.

— Та ну, наспался уже вроде, — возразил Ольшевский. И тут же зевнул, заставив любимую рассмеяться. Уже лучше, чем рыдать! — Блин, оно само! — возмутился. — Дай воды, малышка, пить, ужас как хочется.

— Организму виднее, — решительно заявила Катя, помогая ему немного отпить из подготовленного стакана. — И с водой, и со сном. Так что спи, а я рядом буду, любимый, — поправила ему подушку и не удержалась, опять поцеловала, наконец-то легко коснувшись губ. Саша тут же потянулся, словно бы привстать решил, но она ему не позволила. — Спи, — повторила.

— Ты, может, домой езжай? Чего тебе тут торчать без толку? — то, что он так быстро сдался, только показывало, как измучен на самом деле, хоть и хорохорится, не желая показывать.

Катя глянула на него с недоумением.

— Ну да, сейчас, — хмыкнула с сарказмом. — Ты около меня сутками в больнице кружил, а я уеду? Типа я о тебе заботиться хочу меньше? И, вообще, имею право! Я уже почти жена, не выставишь! — заявила так решительно, что тут уже Ольшевский расплылся в усмешке, даже рассмеялся, хоть и скривился же от боли.

— Имеешь, котена. Полное. И без всяких штампов все права имеешь, — тяжело выдохнул он, явно стараясь удобней устроиться. — И выставлять я тебя совсем не хочу, силы были бы, к себе бы под одеяло затащил, — поднес ее пальцы к своим губам и подмигнул. Пусть и ощущалось, что ему тяжко, а держал крепко, поцеловал кончики. — После того страха, что испытал, когда понял, что ты у Лысенко, месяц бы тебя от себя и на шаг не отпускал. Только ж и тебя изматывать не хочется…

— Думаю, доктор под предлогом танцев и другие физнагрузки тебе ограничить велел, — рассмеялась, не удержалась, осторожно обняла его щеки, коснувшись своими губами Сашиных губ. — Но я и так рядом, любимый! И со мной все нормально — пара царапин на руках, да ушиб. Тут диван удобный, я совсем близко около тебя буду… Сама ни за что в жизни больше такого страха не хочу, как эти несколько часов, когда ты без сознания был, — уткнулась в подушку около его уха. — Ничего вокруг не видела, не понимала, только молиться за тебя сил хватало. Я даже была согласна на то, чтоб никогда не забеременеть… Не нужно ребенка, лишь бы мне тебя вернули, Саша! — тихо, отчаянно, немного смущенно призналась, то и дело целуя его щеку. И плевать, что поясница болела от неудобной позы!

— Э-э, нет, котена, ты тут такими вещами не разбрасывайся и обещаний не давай, — хмыкнул Санек, чуть приподнявшись все-таки, обхватил ее шею рукой и притянул к себе так, что их щеки плотно-плотно прижались. — Меня, может, только потому Бог и уберег, что я сделку нашу еще не выполнил, — прошептал Ольшевский так жарко целуя Катю в губы, что она дыхание потеряла, зарылся пальцами в ее волосы. — Все будет, котена. И дети тоже. Все нормально. Мы с тобой со всем справимся, — еще раз поцеловав ее, теперь в веки, Саша все же откинулся назад, на подушку.

А Катя, еще раз легко погладив его щеки, поцеловала любимого в губы и вернулась на диван, подумав, что надо бы как-то маме написать или позвонить, объяснить, подготовить, ведь приедут на свадьбу… Она за эти несколько часов ее так хорошо поняла внезапно. До этого всегда отношение и все те решения мамы в прошлом лишь с позиции подростка оценивала, обиженная, что та всю ее привычную жизнь перевернула с ног на голову. Теперь же… Господи! Теперь поражена и раздавлена была, потому что четко осознала и представила, что мама испытала, когда отца убили. Сама через это прошла, считай… И не могла сейчас вообразить даже, как бы жила и справлялась дальше, если бы… Мороз по спине от одной мысли! Легко упрекать и судить, когда сам на месте человека не оказывался, а, «обув те же тапки», весь кошмар и безысходность вдруг осознаешь. И то, что не так плохо мама еще и справилась. Катя вот не была уверена, что сама настолько бы быстро сумела себя в руки взять. Ради нее мама держалась? Вполне же возможно… А она ее еще изводила обидами столько…

Поднялась, вернулась к кровати, сняв с себя цепочку и крестик Саши, осторожно ему надела, хоть любимый и скривился немного, уже начав засыпать. Видно и наркоз еще сказывался.

— Крестик твой, — объяснила тихо. — Пусть на тебе лучше будет.

Погладила руку Саши, когда он кивнул, почти не открывая глаз, и опять вернулась на диван.

И напишет сейчас, и поговорит с мамой, когда они приедут. Извинится. Жизнь все расставляет по местам, открывая глаза на прошлые ошибки, чистая правда, и Катя теперь это так отчетливо понимала!

Про платье вспомнил Саша. Катя о такой «мелочи» забыла напрочь за всеми этими тревогами и волнениями.