Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кровать наконец погрузили, из-за неповоротливой платформы предстояла скучная наземная поездка. Ладно, за то время, что он потратит на дорогу, наставник успокоится и можно будет рассказать, каким образом собирается искать и вновь приводить к покорности строптивую куклу, и какой сюрприз он планирует для «сокровища».
* * *
– Сын… Я думал ты перерос желание геройствовать лет в двенадцать.
– Так и было, – Мар откинулся в кресле. Теперь смотреть на стоящего у камина отца было удобнее. Мрачноватая, но уютная малая приемная всегда нравилась ему именно из-за камина, облицованного ирийским камнем, розоватым с красными прожилками мрамором. А еще мама любила здесь читать, когда еще жила в Холин-мар.
– Тогда какого демона ты творишь?
– Зачем ты женился? – Вместо неудобного ответа всегда можно спросить что-нибудь неудобное.
– Вообще или на твоей матери?
– На нашей с братом матери. Зачем?
– Это был эксперимент. К тому же она и сама мне нравилась. А еще я терпеть не могу длинноухих. Жаль, эксперименты не всегда удаются.
– Я вышел хуже Ясена?
– Я как раз про него.
– А что не так со мной? – поинтересовался Мар.
– С тобой как раз-таки все нормально, если не брать во внимание самоубийственное стремление опекать и занятные понятия о границах дозволенного. Обычный темный.
– А с Ясеном что не так?
– С ним все не так. Начиная с рождения и заканчивая обстоятельствами ухода.
– Он вернулся.
– Не скажу, что я сильно удивлен. Что он теперь такое?
– Понятия не имею.
– Будешь мстить?
– Он мой брат.
– Ему это не помешало пнуть тебя за грань.
– А мне мешает. Те самые занятные понятия о границах дозволенного.
– Север вас воспитывал, его упрекай.
– Сколько лет деду?
– Застал самое начало Смутных войн. Таких как он тогда называли кукловоды. Он управлял армией мёртвых, потом пропал. Вернулся еще более странным, чем был, это мне отец рассказывал, твой настоящий дед. А Север – брат его отца и твой прадед.
Дверь распахнулась и тот, о ком говорили, вошел в комнату. Если отец и был удивлен, на лице это мало отразилось. Мару было… все равно. В последнее время ему почти все было все равно, только невероятно сильные или пограничные эмоции вызывали отклик.
– Выйди, я хочу поговорить со Свером, – заявил самый старший Холин и силой, как подушкой, придавил для убедительности. Отец сдался и вышел.
– Как ты? – спросил дед, устраиваясь в кресле напротив.
– Все также как и в твой последний визит. Я будто в киселе увяз и все вокруг серое. Цвет начал пропадать. Забавно, но красный вижу лучше всего.
– Снова гранью ходил? тебе опять объяснять, что каждый твой переход за грань обрывает одну из нитей, связывающих твою суть с телом. Сколько невозможных обещаний ты успел раздать, Свер?
– Не так много, дед, – Марек крутнул на пальце кольцо, сжал камень в ладони. Далекое эхо дразнилось теплом, но любая попытка потянуться навстречу оборачивалась крахом. Нужно было остаться… Сколько еще он будет корить себя за то, что тогда не плюнул на обязательства и не спустился с посадочной платформы аэростата вниз, где его так отчаянно ждали? Столько, сколько будет вспоминать.
Развилка была именно там.
Не в номере, где он нашел ее стоящей у окна в полной прострации с этим жутким глухим барьером вместо привычного податливого облака мягких, щекотных пушистых перьев, вихря восторга и безграничного обожания с каплями тягучих и терпких желаний, от которых в груди рождалось глухое рычание. Хотелось схватить, спрятать, присвоить… Она просунула мизинец в петельку рубашки, стояла, не моргая, не слыша, не дыша… Опоздал.
Страх мешал ему выйти за грань, и он же его подтолкнул. Только за порогом он хоть как-то мог ее слышать.
– Как это, было, Свер?
– Что?
– Умирать. Быть там. Вернуться.
– Больно. Холодно. Ошеломляюще.
– Что чувствовал?
– Сразу после возвращения – все. Сейчас – почти ничего. Будто за каждое новое обращение к грани я плачу частью себя. И выйти все сложнее. Она держит меня, она и невозможные обещания.
– Ты сам забрал кольцо?
Качнул головой. Ободок провернулся снова и черный изумруд теперь смотрел на него, тусклый. У него есть ночь, чтобы завершить дела. Потом нужно вернутся обратно. Нельзя оставлять ее там одну, даже если она его не слышит. Даже если в итоге ничего не выйдет – все равно нельзя. Арен-Тан только одна из рук, что пытается сотворить из нее…
– Если ничего не выйдет, ты останешься ни с чем, вклинился в мысли голос деда.
– Деньги, должность… Не это держит меня, меня держит она и невозможные обещания.
– Снова пойдешь гранью? Не боишься?
– Боюсь. Но пойду, а иначе снова опоздаю. В Аргенти нужно быть к утру. Если выгорит, ее отпустят почти сразу.
– Не рискуй. Я создам переход, но тебе придется открыться.
– Нашел способ заглянуть глубже, чем я позволяю? – ухмыльнулся Мар. – Ладно, я согласен. За одну только возможность увидеть твой переход изнутри.
– Для тебя это все равно будет выглядеть, как переход гранью, можешь не стараться. Готов?
Марек кивнул, выдохнул, как перед прыжком в воду, и впервые с возвращения оттуда, остался вообще без всех щитов.
Север молчал. Потом встал и ушел к камину.
– Ты совсем как…
– Тень? Да. И поэтому каждый мой выход за грань может стать последним.
– Но ты пойдешь.
– Пойду, если будет нужно, или если она позовет. Особенно, если она позовет. Но я почти перестал ее слышать.
– Что же удержит тебя?
– Обещания. И невозможное.
* * *
Дверь в кабинет первого советника Сайма Двирена приоткрылась и вошел
