– Ах да. Привет, Тим.

– Я просто увидел, как ты стоишь тут совсем один, и подумал: блин, да этот парень потерян. Понимаешь? Совершенно не в своей тарелке.

Джереми ощетинился:

– Мне кажется, ты ошибся.

– Правда? Я имею в виду, посмотри на этих людей. – Он передвинулся и встал рядом с Джереми, чтобы они могли вместе оглядеть толпу. – Ну правда. Учителя? Это для меня-то ад! Могу только представить, каково тебе.

– Мне нормально.

Тим коснулся стакана Джереми своим.

– Что ж, тогда за тебя. Твою мать, да я скоро здесь задохнусь. – Он сделал большой глоток. – Посмотри, например, вот на этого парня. Видишь, жирного?

Джереми покраснел, но сдержался. Эти люди не думали, о чем говорят.

– Это Шейн Мюллер, – продолжил Тим. – Хохочет, как будто укуренный. Он может себе позволить хохотать, потому что у него правильные друзья – понимаешь, о чем я? Мудила заносчивый. А вот она не такая.

Тим указал на женщину, с которой Джереми разговаривал совсем недавно. Куда делась Тара?

– Говорят, она в следующем году на работу не вернется. И не только она. Все боятся до усрачки. Долбаные законодатели бросают нас на растерзание волкам. Кому есть дело до образования, верно? Только не тогда, когда на кону бабки. – Он снова отпил из стакана. – Английский? Вы, наверное, шутите?

Тим придвинулся к нему так, что их руки соприкоснулись. Джереми подтолкнул его локтем, и Тим оставил занятые позиции, казалось, даже не заметив этого.

– Я всегда тебе немного завидовал, знаешь? – продолжил он.

– …что?

– О да. Наверное, это тебя поражает, да? Этот парень, которого ты едва знаешь? Но Тара иногда рассказывает о тебе в учительской, и дошло до того, что я почувствовал, будто немножко тебя знаю.

– Так ты любишь поболтать с Тарой, да?

– О да, дружище, она отличная девочка. Отличная девочка. Но ты занимаешься настоящим делом. Ты работаешь со взрослыми мужиками и строишь всякое. Своими руками. – Тим вытянул собственные руки, словно иллюстрируя эту мысль. – А я болтаюсь с детишками, дружище. – Он указал на толпу. – С кучей чертовых детишек.

Джереми сделал глоток. Заглянул в стакан. Лед уже почти растаял, оставив на дне мутную, разбавленную лужу.

– Все меняется, – сказал он.

Тим с жаром, сочувствующе посмотрел на него.

– Да, с тобой то еще дерьмо приключилось, правда?

Джереми уставился на него, чувствуя неясное изумление и внезапное желание оправдываться. У этого человека не было понятия о границах.

– Что?

– Да ладно, дружище, мы все знаем. Это ведь не секрет какой, правда? Тот ублюдочный волк?

– Ты ни хрена не знаешь.

– Ну же, это несправедливо. Если не хочешь об этом говорить – хорошо, я понимаю. Но мы все поддерживали Тару, когда это случилось. У нее здесь много друзей. Нам ведь не все равно.

Джереми повернулся к нему; неожиданный дикий жар обжигал его кожу изнутри. Он навалился на Тима и вынудил его отступить к камину. Тим едва не споткнулся о приступок и ухватился за полку, чтобы не упасть.

– Я сказал, ты ни хрена не знаешь.

Лицо Тима вытянулось от изумления.

– Ни фига себе, Джереми, ты что, меня ударить хочешь?

Джереми почувствовал на своем плече руку и услышал голос жены:

– Что тут происходит?

Он ослабил напор, позволив ей себя оттащить, и дал Тиму восстановить равновесие. Тот пялился на них, скорее озадаченный, чем обеспокоенный или оскорбленный.

Тара взяла мужа за руку:

– Мальчики, вам перекур не нужен?

Тим успокаивающе махнул рукой:

– Нет, нет, мы просто говорили о…

– Тим просто треплет языком, – процедил Джереми. – Ему бы научиться держать его за зубами.

Тара стиснула его ладонь и прижалась к нему. Он чувствовал, как напряжено ее тело.

– Может, подышим свежим воздухом? – предложила она.

– Что?

– Пойдем. Я хочу посмотреть фонарики на улице.

– Не надо меня утихомиривать. Что с тобой такое?

Тим сказал:

– Эй, эй, давайте все немножко успокоимся.

– Почему бы тебе не заткнуться.

Шум вечеринки не утихал, но Джереми чувствовал, как меняется атмосфера вокруг него. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что он начал привлекать к себе внимание.

– Джереми! – Голос Тары был резок. – Какая муха тебя укусила?

Тим коснулся ее руки:

– Это я виноват. Про волка заговорил.

Джереми схватил его запястье.

– Если ты еще раз тронешь мою жену, я сломаю твою чертову руку. – Его сознание затопили видения гипертрофированного насилия, он увидел, как кишки Тима гирляндами рождественских флажков свисают с дорогой мебели. Джереми, ликуя, вознесся на гребень этой волны.

Поразительно, но Тим улыбался ему:

– Да что за херня, дружище?

Джереми увидел, как поднялись губы Тима, увидел показавшиеся зубы и отдался на волю инстинкта. Он будто бы сбросил с себя оковы: свобода и облегчение, прокатившиеся по его телу, произвели почти религиозный эффект. Джереми врезал учителю в челюсть со всей силой, на которую был способен. Что-то острое и неровное оцарапало ему костяшки. Тим, взмахнув руками, отшатнулся, опять споткнулся о приступок, но на этот раз рухнул на пол. Падая, он ударился головой о полочку, оставив на белой краске кровавый штемпель. Изображавшие сцену у яслей фигурки посыпались вниз, отскакивая от него.

Кто-то за спиной у Джереми завизжал. Поднялся хор голосов, но они были всего лишь фоновым шумом. Джереми склонился и бил Тима снова и снова, пока множество рук не ухватило его сзади и не оттащило назад, на мгновение оторвав от пола. Несколько мужчин вцепились в него, заломили руки и обездвижили. Груда их тел дергалась, точно какой-то обезумевший монстр, потому что Джереми пытался высвободиться.

В комнате воцарилась тишина. Еще несколько секунд играли «Серебряные колокольчики», пока кто-то не подбежал к музыкальному центру и не выключил его. Джереми слышал только свое тяжелое дыхание.

К нему вернулась часть самоконтроля, хотя кровь все еще потоком неслась через голову, а мышцы до сих пор било током.

– Ладно, – сказал Джереми. – Ладно.

Он обнаружил, что его окружают люди; бо́льшая часть их держалась подальше и пялилась с разинутыми ртами. Кто-то присел рядом с Тимом, который сидел на приступке – лицо бледное, руки обхватили окровавленный рот. Один его глаз уже опух и не открывался.