Из британского посольства сэр Пирс Диксон в первый же день визита сообщил министру иностранных дел Эрлу Хьюму:

Визит президента Кеннеди в Париж начался удачно. Его речь по прибытии в аэропорт понравилась французской прессе, хотя на наш вкус он слегка перегнул с лестью. Приезд четы Кеннеди возбудил волну искреннего интереса. Большинство французов вопреки широко распространенной тенденции критиковать Америку и американскую политику не смогли устоять перед обаянием молодого президента и его жены. Пресса много пишет о миссис Кеннеди, особенно о ее студенческих днях.

Визит не принес особых результатов, если говорить о политике, но на личном уровне имел успех. Британский министр Энтони Рамболд докладывал в Министерство иностранных дел: «И в официальных кругах, и в свете быстро стало известно, что миссис Кеннеди покорила генерала де Голля умом, просвещенностью и пониманием мировой политики… Генерал очень строг в суждениях о людях, так что это немалое достижение».

«Во многом благодаря Джеки Кеннеди, – писал политический обозреватель Time, – президент заворожил старого солдата, и тот все время произносил хвалебные тосты и всячески выказывал дружеское расположение». Признавая триумф жены, Джек на пресс-конференции представился журналистам как «лицо, сопровождавшее Жаклин Кеннеди в Париж».

Для Джеки венцом поездки стал незабываемый волшебный вечер в Версале. Сначала банкет в Галери-де-глас, затем балет, некогда впервые представленный для Людовика XV, в отреставрированном дворцовом театре, освещенном горящими факелами, как во времена Людовика. На обратном пути через парки Версаля кортеж остановился у прекрасного иллюминированного фонтана. Джеки и Джон вышли из машины и некоторое время стояли у фонтана, романтично взявшись за руки и словно позабыв, что они не одни.

3 июня Кеннеди отправились из Парижа в Вену, где разговор пойдет о будущем, а не о прошлом. Кеннеди приехал на встречу с Хрущевым в надежде достичь разрядки напряженности в отношениях с Советским Союзом по вопросам, касающимся атомного оружия и прежде всего Берлина. Через Бобби он сообщил об этом в Москву по личному каналу связи. Кеннеди хотел доказать советскому лидеру, что он сам себе хозяин, а не пешка в когтях пентагоновских «ястребов», но сумеет решительно постоять за Берлин. Кроме того, он хотел улучшить в глазах американцев свой имидж мирового лидера, подпорченный после провала кубинской операции.

Поэтому 3 июня в 12.45 Кеннеди (на волшебных уколах Джекобсона) «выскочил» из дверей посольства США в Вене и сбежал по ступенькам навстречу Никите Хрущеву. В первый день переговоры прошли неудачно: Хрущев был тверд в своих планах насчет Берлина и не собирался идти на уступки, даже когда Кеннеди недвусмысленно намекнул на американские обязательства перед оккупированным городом. «Если вы хотите войны, – сказал Хрущев, – это ваша проблема».

А вот Джеки, в отличие от мужа, сразу нашла подход к супругам Хрущевым. Сначала она совершила экскурсию по Вене со скромной мадам Хрущевой, а потом очаровала и самого советского лидера на официальном банкете во дворце Шёнбрунн, под окнами которого толпа скандировала ее имя. Хрущев сделал комплимент ее белому вечернему платью, расшитому розовыми бусинами, и придвинулся поближе, когда они заговорили о лошадях, украинских народных танцах и русских собаках Белке и Стрелке, слетавших в космос. Хрущев пообещал Джеки прислать щенка Стрелки (и прислал).

Следующим утром упрямая и агрессивная позиция Хрущева совершенно доконала Кеннеди. Говоря о Берлине, Хрущев все время угрожал американскому президенту и даже не думал о путях снижения напряженности, а ведь Кеннеди прилетел в Вену именно в надежде на разрядку. Ни одна из сторон не шла на уступки, и вероятность военного конфликта из-за Берлина увеличилась. На прощание Кеннеди сказал Хрущеву: «Зима будет холодной». Теперь перед Кеннеди не только открылась реальная угроза апокалиптической атомной войны, он чувствовал себя униженным, ведь советский лидер явно считал его слабым, нерешительным, неопытным. Девять минут спустя Кеннеди сказал корреспонденту New York Times Джеймсу Рестону: «Он меня запугивал». Кеннеди еще не пришел в себя после переговоров с Хрущевым, когда на следующий день встретился в Лондоне с премьер-министром Гарольдом Макмилланом, который сообщил королеве: «Президент был совершенно потрясен грубостью и жестокостью советского лидера. Мне это в какой-то мере напомнило, как лорд Галифакс и Невилл Чемберлен пытались вести переговоры с Гитлером. Впервые в жизни Кеннеди встретил человека, на которого не подействовало его обаяние». Бобби считал это во многом ключевым моментом в политическом воспитании брата, полезным уроком – Джон впервые столкнулся с человеком, глухим к доводам разума.

Джо Олсоп, который имел разговор с Кеннеди в Лондоне, куда делегация прибыла из Вены 5 июня, разделял мнение Бобби. Несмотря на личную симпатию к Джону и активную поддержку его выборной кампании, он всегда считал (так он сказал Элспет Ростоу, жене Уолта Ростоу, советника Кеннеди), что, «идя на выборы, Кеннеди не совсем понимал, какое тяжкое бремя взвалит на свои плечи. Думаю, он осознал всю меру моральной ответственности именно в Вене во время встречи с Хрущевым, который требовал капитуляции и грозил войной». В Лондоне, на вечеринке по случаю крестин дочери Радзивиллов, «президент, только что вернувшийся из Вены, припер меня в угол и минут пятнадцать с новым, напряженным волнением говорил о том, что ему довелось пережить… Мне кажется, именно тогда он стал президентом в полном смысле слова».

Присутствовавшая на той же вечеринке Сьюзан Мэри Олсоп – по словам мужа, ослепительная в ярко-розовом платье от Dior, только что купленном в Париже, – вспоминала, что ни Джон, ни Джеки не подавали вида, что что-то пошло не так: «Совершенно в их духе». Однако во время перелета в Лондон Джеки казалась приунывшей, как и остальные члены делегации. Впрочем, волшебные уколы доктора Джекобсона помогли супругам сохранить хорошую мину перед британской правящей верхушкой и лондонским светом, собравшимся у Радзивиллов.

План поездки Джон и английский премьер составили еще во время апрельского визита Макмиллана в Белый дом, причем составили так, чтобы не обидеть других европейских партнеров США (в частности, де Голля), которые всегда с подозрением относились к взаимоотношениям Великобритании и Соединенных Штатов. Кеннеди приедут в Лондон якобы к Радзивиллам на крестины племянницы, но, помимо этого, премьер-министр неофициально даст обед, а королева – ужин в Букингемском дворце. Обед в Адмиралтействе на двадцать персон вышел почти семейным, на нем присутствовали двоюродные братья и сестры премьер-министра, которые приходились бы родней и Джону, если бы не трагическая гибель Кэтлин и Билли: герцог Девонширский с супругой, а также Дэвид и Сисси Ормсби-Гор (Дэвида вскоре назначат послом в Вашингтон), Макмиллан состоял с ними всеми в свойстве через свою жену, леди Дороти, сестру герцога Девонширского. Министр иностранных дел, Эрл Хьюм, был старшим братом Уильяма Дуглас-Хьюма.

В тот же день состоялся ужин в Букингемском дворце, как записал в своем дневнике Макмиллан, «очень приятный вечер», на сей раз присутствовали члены королевской семьи: сестра герцога Эдинбургского Маргарита Гогенлоэ-Лангенбург и ее муж, граф Маунтбеттен Бирманский с дочерью и зятем, лорд и леди Брадборн, а также друзья Кеннеди Ормсби-Горы, Хьюмы, посол США в Англии Дэвид Брюс с женой Эванджелиной и Юнис. В обход протокола пригласили и Ли со Стасом, которых Макмиллан упорно именовал Радзинскими: