Линда Мейснер нуждалась в учениках, а не только в новообращенных. Ее «армия последних времен» распространялась по миру. Ее пылкость привлекала людей, страстно желавших примкнуть к чему-то подлинному, посвятить себя всеобъемлющей, долгосрочной цели. На пике развития «Армия Народа Иисусова» насчитывала пять тысяч членов. Весьма впечатляюще.

В ночь перед нашим визитом, просматривая видеозаписи выступлений «Армии Народа Иисусова» в США, я словно вернулась во времени, к началу восьмидесятых и девяностых. Проблема преступности и наркомании в тот период в чикагском Аптауне была нешуточной. В районе были тысячи нуждавшихся. В разгар жилищного кризиса «Армия» начала кампанию помощи бездомным. Группа стремилась делать то, что, по их мнению, делал бы Иисус, живи он в Чикаго, – не уклонялся бы от тьмы и нужды, а нырнул бы в глубины, чтобы принести туда свет.

К тысяча девятьсот восемьдесят девятому году миссия «Народа Иисусова» в США окончательно оформилась. Купив «Дружелюбные башни», тот самый отель на пятьсот номеров в стиле ар-деко, они организовали в нем приют для одиноких мужчин и женщин, матерей с детьми. Впрочем, все мое введение в идеологию «Народа Иисусова» и историю их миссии на самом деле не дает полного представления о ярком характере движения.

На видео в фильме о них «Народ Иисусов» выглядит фрагментарным, беспорядочным сообществом альтернативщиков-неудачников. Этакое дитя Игги Попа и Дженис Джоплин. «Живущие в моменте», с дредами на головах, голубыми волосами, пирсингом и тому подобным. Молодая брюнетка рассказывает, как с двенадцати лет думала о том, чтобы свести счеты с жизнью, пока не оказалась здесь; мускулистый мужчина с конским хвостом говорит, как «терял время, занимаясь кражами со взломом, нападая на людей с ножом, совершая преступления на почве зависимости от наркотиков», а потом присоединился к движению; девушка с юным и свежим лицом делится историей о сильной наркотической зависимости в подростковом возрасте и о том, что теперь она чиста и служит Иисусу.

В девяностые у «Дружелюбных башен» змеились очереди из бездомных и зависимых, бродивших по всему кварталу в надежде, что их накормят. Пьяницы устраивались спать на лужайке перед зданием отеля, а приехавшие за сотни миль, чтобы приобщиться к деятельности движения, люди располагались лагерем в собственных машинах. «Туристы» прогуливались выше и ниже по улице, очереди росли. «Народ Иисусов» испачкал руки в буквальном смысле и на самом деле выглядел грязным – засаленным, немытым, однако полным внутреннего ощущения «отстаньте от нас, мы делаем дело Господа!».

Часть меня испытывает уважение к тому, что они делали. Смоделировавшие коммуну и собственную идентичность на основе радикально понятого образа Иисуса, бесстрашные, жившие в районе, где стреляли у них в прямом смысле на пороге. Они не прятались в деревне, разглагольствуя: «Нам надлежит быть чистыми и воспитать в чистоте детей, готовясь к возвращению Иисуса» – и не скрывались в лесу с лозунгом «Нам подобает отрешиться от мира и его влияний!». «Народ Иисусов» говорил: «Христос общался с проститутками, грешниками и не обделил Своим вниманием худшего из всех – сборщика податей», – и собирался поступать так же.

Да, для религиозной коммуны это довольно радикально.

И в то же время, когда те очереди толпились у фасада, с черного хода можно было увидеть детей «Народа Иисусова»: они играли в баскетбол, подростки присматривали за младенцами, кто-то из младших носился вокруг на роликах. А сам отель стоял между ними, разделяя и объединяя две сцены и два мира: оплот для миссии, приют бездомных и – семейное жилище для детей.

Мы подъезжаем к «Дружелюбным башням» сегодня вечером, со знанием всей их истории, намереваясь провести немного времени с «Народом Иисусовым» в США.

* * *

Когда мы входим в отель, от мраморной стойки – яркой, светлой и обладающей неким старомодным шиком, – доносятся отзвуки чужих разговоров. Говорят, в этом месте останавливался Аль Капоне, и где-то в недрах здания существуют секретные туннели, которые он использовал для того, чтобы таскать к себе Мэрилин Монро. Я воображаю аромат его сигар, цоканье ее каблуков под этими сводами в стиле ар-деко. Однако сегодня под изящной стеклянной крышей бродят пожилые люди, на велосипедах ездят дети, а подростки забиваются толпой в старинные лифты, чтобы подняться в «Башни».

– Эй, привет, как дела? – спрашивает нас одетая в черное женщина за стойкой.

– Хорошо, спасибо. Мы съемочная бригада, приехали, чтобы остановиться в…

– Да, я догадалась. – Женщина хрипло смеется, указывая на наши вещи. Она успела оглядеть нас с головы до ног и все время нашей короткой беседы поигрывает с кольцом в носу. – Все на месте. Присоединяйтесь. Надеюсь, вы голодны.

Следуя за ней во внутренний двор, мы будто входим прямо в кадр из фильма о «Народе Иисусове» в США: это параллельная вселенная. На меня обрушивается запах бургеров, пикантный и дымный, в воздухе накладываются друг на друга смех и болтовня. Рядом носятся дети на роликах, баскетбольные мячи бьют по бетону.

Мы действительно добрались сюда.

Проходя мимо компаний по-рокерски выглядящих хипстеров с пирсингом и в широкополых шляпах, я представляю, как могла бы интервьюировать этих парней за кулисами музыкального фестиваля. Мы становимся в очередь за едой, нас окружают люди с разнообразными прическами: голубые волосы, розовые волосы, дреды. На ком-то из присутствующих татуировки, кто-то предпочитает большие цепочки. Накладывая на картонную тарелку капустный салат и хлеб, я замечаю двух девушек лет четырнадцати, которые сидят поодаль и тихо рисуют.

Странное, неуместное здесь, спокойное зрелище.

Я толкаю Джорджию локтем.

– Видишь тех девочек?

– Ага, – отвечает Джорджия, не поднимая глаз.

У одной из них брекеты, длинные густые волосы, и она излучает безмятежность.

– Я хочу познакомиться с ней, – говорю я.

Тут нас перехватывает Нил Тейлор, один из лидеров «Народа Иисусова» и руководитель их отдела по связям с общественностью. Седовласый, гладко изъясняющийся, ловкий. Все, что он говорит, Тейлор произносит с полуулыбкой. Это талант, свойственный телеведущим и тем, кто обучен работать со СМИ.

Мне хотелось бы уметь разговаривать с полуулыбкой.

Увы, мое лицо выдает все мои эмоции, а также некоторые из тех, которых я не испытываю. Поэтому сейчас я надеюсь, что на нем не отражается то, насколько я отсоединена от того, что нас окружает, именно потому, что сотрудник пиар-службы «показывает» нам отель. Мне сложно вовлечься, получая информацию из таких первых рук.

Двигаясь вслед за Нилом в этом «официальном» туре, я словно проваливаюсь в один за другим карманы реальности, которые мы пересекаем: по коридорам бродят скопления людей, в атриуме какие-то девушки играют на гитаре, тут и там снуют уборщики, с кухни доносится стук сковородок и кастрюль, матери тащат белье для стирки в подвал. В главном обеденном зале на стенах – тысячи фотографий. На них дети, музыкальные группы, фестивали, родители, автомобильные путешествия и даже пара изображений из самого начала, во времена Линды Мейснер. Их автобус с надписью «Народ Иисусов» такой же, как тот, на котором мои родители отправились в Амстердам.