Роса, которую она утром слизала с клинка кордика и камней,только еще больше усилила жажду.

Когда солнце взошло, она уснула в наплывающем тепле.Разбудила ее жара. Она встала, чтобы идти дальше.

Обморок случился через неполный час. Когда она пришла всебя, солнце стояло в зените, палило. У нее не было сил искать тени. Не былосил встать. Но она встала.

Шла. Не поддавалась. Почти весь день. И часть ночи.

Самую сильную жару снова проспала, приткнувшись поднаклонным, зарывшимся в песок камнем. Сон был плохой и мучительный – ей сниласьвода, вода, которую можно было пить. Огромные, белые, все в водяном тумане ирадуге водопады. Поющие потоки. Маленькие лесные ключи, окруженные купающимисяв воде папоротниками. Пахнущие влажным мрамором дворцовые фонтаны. Омшелыеколодцы и полные ведра воды… Капли, стекающие с тающих сосулек льда… Вода.Холодная живительная вода, от которой ломит зубы. Ах, какой же у нее чудесный,неповторимый вкус…

Она проснулась, вскочила и пошла туда, откуда пришла. Онавозвращалась, качаясь и падая. Ей необходимо было вернуться! Ведь она же прошламимо воды! Прошла, не остановилась. Мимо шумящего меж камней потока! Как онамогла быть такой безрассудной!

Она взяла себя в руки. Встряхнулась.

Жара ослабла, приближался вечер. Солнце указывало на запад.Горы. Солнце не может, не должно, не имеет права быть у нее за спиной. Цириотогнала мираж, сдержала слезы. Повернулась и пошла к горам.

Шла всю ночь, но очень медленно. Ушла совсем недалеко,засыпая на ходу. Ей снилась вода. Восходящее солнце застало ее сидящей накаменной глыбе, уставившейся на клинок кордика и обнаженное предплечье.

Ведь кровь – жидкость. Ее можно пить.

Она отогнала миражи и кошмары. Облизала покрытый росойкордик и пошла дальше.

Обморок. Очнулась она от жара, пышущего от солнца ираскаленных камней.

Впереди, за дрожащим от жары занавесом, проступала рваная,зубчатая цепь гор.

Горы были ближе. Гораздо ближе.

Но у Цири уже не было сил. Она села.

Кордик, зажатый в руке, отражал солнце, горел огнем. Он былострым. Она знала об этом.

«Зачем ты мучаешься, а? – спросил кордик серьезным,спокойным голосом педантичной чародейки по имени Тиссая де Врие. – Зачемобрекаешь себя на страдания? Покончи с этим наконец!»

«Нет. Не поддамся».

«Ты же не выдержишь. Знаешь, как умирают от жажды? Тывот-вот сойдешь с ума, и тогда уже будет поздно. Тогда ты уже не сможешь с этимпокончить».

«Нет. Не поддамся. Выдержу».

Она спрятала кордик в ножны. Встала, покачнулась, упала.Встала, покачнулась, пошла вперед.

Над собой, высоко в желтом небе, увидела коршуна.

Очнувшись, она не могла вспомнить, когда упала. Не помнила,как долго лежала. Подняла глаза. К кружащему над ней коршуну присоединились ещедва. У нее не было сил встать.

Было ясно: конец. Она восприняла это спокойно. Даже соблегчением.

Что-то к ней прикоснулось.

Что-то легонько и осторожно ткнулось ей в руку. Последолгого одиночества, когда ее окружали лишь мертвые и неподвижные камни, этоприкосновение, несмотря на усталость, заставило ее резко вскочить, во всякомслучае, она попыталась вскочить. То, что к ней прикоснулось, фыркнуло и сгромким топотом отбежало.

Цири с трудом села, протирая фалангами пальцев загноившиесяуголки глаз.

«Ну вот я и спятила», – подумала она.

В нескольких шагах от нее стояла лошадь. Цири заморгала.Нет, это не был мираж. Это действительно была лошадь. Лошадка. Молодая лошадка.Почти жеребенок.

Она пришла в себя. Облизала запекшиеся губы и кашлянула.Лошадка подпрыгнула и отбежала, шурша копытами по гравию. Она двигалась оченьстранно, и масть у нее тоже была непривычной: то ли буланая, то ли серая. Но,возможно, так только казалось, потому что солнце освещало ее сзади.

Лошадка фыркнула и подошла на несколько шагов. Теперь Циривидела ее лучше. Настолько лучше, что, кроме действительно непривычной масти,сразу же заметила и странные неправильности строения – маленькую головку,необычно стройную шею, тоненькие бабки, длинный и густой хвост. Лошадкаостановилась и взглянула на Цири, повернув голову боком. Цири беззвучновздохнула.

Из выпуклого лба лошадки торчал рог длиной не меньше двухпядей.

«Невозможная невозможность, – подумала Цири, приходя всебя и собираясь с мыслями. – Ведь единорогов уже нет на свете, ведь ониже вымерли. Даже в ведьмачьей книге в Каэр Морхене не было единорога! Я читалао них только в „Книге мифов“ в храме… Да и в Рhysiologus’е, который япросматривала в банке господина Джианкарди, была картинка, изображающаяединорога… Но тот единорог больше походил на козла, чем на лошадь, у него быликосматые бабки и козлиная борода, а рог был, пожалуй, длиной в два локтя…»

Цири удивилась, что так хорошо все помнит, помнит события,происходившие сотни лет назад. Голова закружилась, внутренности скрутила боль.Она застонала и свернулась в клубок. Единорог фыркнул и сделал к ней шаг,остановился, высоко поднял голову. Цири вдруг вспомнила, что говорили оединорогах книги.

– Можешь подойти… – прохрипела она, пытаясьсесть. – Можешь, потому что я…

Единорог фыркнул и умчался, размахивая хвостом. Но недалеко.Через минуту остановился, мотнул головой, копнул копытом и громко заржал.

– Неправда! – в отчаянии застонала она. –Ярре только один раз поцеловал меня, а это не в счет. Вернись!

От усилий у нее потемнело в глазах, она бессильно упала накамни. Когда наконец сумела поднять голову, единорог уже снова был близко.Внимательно глядя на нее, он наклонил голову и тихо фыркнул.

– Не бойся меня… – шепнула она. – Не надо,ведь… ведь я же умираю…

Единорог заржал, тряхнул головой. Цири потеряла сознание.

Когда она очнулась, никого рядом не было. Застывшая,измученная жаждой, голодная и одинокая… Единорог был миражем, призраком, сном.И исчез, как исчезают сны. Она понимала это, признавала и все-таки чувствовалаобиду и отчаяние, словно это видение и правда существовало, было рядом – и вотбросило ее. Как бросили все остальные.

Она хотела встать, но не могла. Прижалась лицом к камням.Медленно протянула руку к бедру, нащупала рукоять кордика.

«Кровь – жидкость. Я должна напиться».