Молодой парень с жидкой бороденкой замахнулся на меня мечом. Спасибо, поблагодарил его я, потому что при замахе он отвел щит в сторону и умер с Осиным Жалом в груди. Клинок прошел через кольчугу, как нож сквозь масло. Долгие часы упражнений обратились в смерть юнца. Мои люди орали. Клинок ударил мне по шлему, еще один попал в щит. Берг убил того, кто достал до моего шлема. В «стене щитов» не размахнешься, можно только колоть. Пусть боги всегда посылают мне противников, которые машут клинками. Воин, нанесший укол в мой щит, отступал, глаза его округлились от ужаса. Я споткнулся о тело, упал на колено и отразил нанесенный справа удар копья. Укол получился вялый – копейщик в это время пятился. Я встал и атаковал Осиным Жалом дружинника, молотившего по моему щиту, потом резко отвел щит в сторону и полоснул копейщика по глазам. Втянул клинок и обрушил на первого противника, дрожавшего от страха. Осиное Жало нашло его горло, и меня обдало кровью. Я хрипло клял врагов, которые узнали теперь, что значит драться с моими волками. Я опустил немного щит и увидел Этельхельма, который с расширенными глазами прижимался к стене церкви. Рядом с ним стояла дочь, бледная и хрупкая. Он обнимал ее одной рукой. Сердик оттеснил меня в сторону. Он бросил копье и подобрал секиру. Щита у него не было. Сердик просто кинулся на врага, здоровенный детина, охваченный боевой яростью, и ударом секиры располовинил его щит, потом стряхнул его и рубанул противника по лицу. Удар был так могуч, что лицо несчастного превратилось в кровавое месиво. Мы выдвинулись, прикрывая Сердика.

– Они поддаются! – крикнул мой сын.

Сердик рычал, размахивая тяжелой секирой и заставляя людей податься в стороны. Один из его ударов даже пришелся в мой щит, но Сердика в тот день было не остановить. Дружинник в красном плаще попытался достать его в выпаде мечом, но Осиное Жало проскользнуло ему в открытый рот, и я вдавил клинок глубже. Я орал на врагов, обещая им гибель. Я был Тором, я был Одином. Я был властелином войны.

Этельстан подвел коня к подножию усеянных трупами ступеней. Он открыл нащечники и поднялся в стременах, воздев над головой окровавленный меч.

– Я ваш принц! – провозгласил он. – Входите в церковь и останетесь жить!

Этельхельм вытаращился на него.

– Я ваш принц! – взывал Этельстан снова и снова. Его серый конь был покрыт пятнами крови. – Входите в церковь – и останетесь живы! Бросайте оружие! Входите в церковь!

Хротард шагнул вперед, закрывая Этельхельма. Хротард! Он ревел подобно мне, его меч был обагрен, щит иссечен, кровавая полоса растекалась поперек прыгающего оленя.

– Он мой! – крикнул я, но сын оттеснил меня в сторону и устремился на верзилу. Западный сакс выдвинул щит и сделал из-под него выпад, метя Утреду в ноги, но тот стремительно опустил свой щит, отразив укол, и нанес Хротарду рубящий удар. Тот парировал его, и клинки зазвенели, как колокол. Хротард сыпал проклятьями, мой сын улыбался. Люди замерли. Дружинники в красных плащах опустили оружие и подняли руки в знак того, что сдаются. Они глядели на мечи, мелькающие с такой скоростью, что невозможно было сосчитать удары. Два мастера вели поединок. Потом мой сын пошатнулся. Хротард заметил это и сделал выпад. Утред шагнул под него – его слабость была притворной – и оказался за спиной у Хротарда. Меч взлетел к глотке великана и чиркнул. Воздух затуманился кровью, и Хротард упал.

Отец Херефрит призывал дружинников Этельхельма сражаться.

– С вами Бог! Вы не можете проиграть! Бейте их! Убейте язычника! Христос за вас! Убейте язычника!

Он имел в виду меня.

Этельхельм и его дочь исчезли. Я не видел, как они убежали. Какой-то человек вполсилы нанес мне удар копьем. Я принял его на щит, шагнул вбок и далеко вперед выбросил Осиное Жало. Копейщик выдохнул мне в лицо, захныкал. Я проклял его и потянул клинок вверх, выпотрошив противника. Замычав, тот упал.

Херефрит заметил, что мой сакс засел в кишках трупа и напал на меня. Его остановил мой сын, щитом отбросив попа обратно к стене. Утред был христианином или считал себя таковым, и убийство священника обрекало его на адские муки, поэтому он ограничился тем, что просто оттеснил здоровяка-попа. Но я-то христианского ада не боялся. Бросив Осиное Жало, я поднял копье, которым так бестолково воспользовался умирающий.

– Херефрит! – вскричал я. – Тебе пора на встречу со своим Богом!

Опустив копье, я кинулся на него с разбега. Ему удалось отклонить мечом мое копье не больше чем на ширину ладони. Острие прошло через рясу и кольчугу, вонзилось в живот и вышло через спину, царапнув по каменной кладке церкви, по которой сбегали потоки крови. Я оставил копье в нем, бросив попа умирать.

– Они сломлены! – Мой сын стоял рядом. – Сломлены, отец!

– Но еще не разбиты, – огрызнулся я.

Я вытащил Осиное Жало из трупа и посмотрел на нижнюю часть рампы, где стоял мой кузен, наблюдая, но не сражаясь. Он видел, что «стена щитов» Финана готова встретить его атаку, а воины его союзника сломлены и бегут. Его люди прошли полпути до рампы и узрели нашу жестокость, и страх бился в них как птица в клетке.

– Лорд принц! – обратился я к Этельстану, все еще остававшемуся внизу, за парнями Финана.

– Лорд Утред?

– Возьми двадцать человек. – Мой голос был хриплым, я сорвал его от крика. – Охраняй это место. И останься живым, чтоб тебя! Живым!

Во мне клокотала ярость битвы. Я едва не проиграл этот бой. Вначале его я проявил беспечность, чуть не потерял морские ворота. Но мне повезло. Я стиснул рукоять Осиного Жала и возблагодарил богов за их милость. Теперь настал черед сделать то, в чем я поклялся много лет назад. Пора убить узурпатора.

– Финан!

– Господин?

– Мы идем убивать тех ублюдков!

Я взбежал на вершину рампы, верхняя ступенька которой покраснела от крови, как красно́ бывает небо на закате. Я закричал, чтобы люди кузена услышали меня:

– Мы идем напоить эту скалу кровью! Я Утред! Я хозяин здесь! Это моя скала! – Я спустился, протолкался через плотный строй парней Финана. – Это моя скала!

Потом передал Осиное Жало Рорику и вытащил Вздох Змея. Я знал, что этот длинный ряд дружинников не устоит. Начинается резня, и Вздох Змея жаждет крови.

Я стоял плечом к плечу с Финаном в ряду, который сначала был задним, а теперь стал передним. Мой двоюродный брат восседал на коне, в шестой или седьмой шеренге от меня. Он видел кровь на моей кольчуге, на моих руках. Я был человеком золота и крови, властелином войны, и меня наполняла ярость битвы. До врагов было десять шагов; пройдя пять из них, я стоял один, глядя на них.

– Это моя скала! – рявкнул я.

Никто не пошевелился. Я видел их страх, чуял его.

– Спокойно! – До меня донесся возглас Финана. – Спокойно!

Его воины рвались вперед, горя желанием убивать.

– Я Утред, – обратился я к врагам. – Утред Беббанбургский.