— Давай… — вызываюсь я, но Леон больно хватает за руку и качает головой. — Сам справится. Вот теперь нам поможет обход.

Генка плетется в хвосте, возится с самодельным бинтом, шумно дышит. И вдруг затихает. Оборачиваюсь: с открытым ртом глазеет на руку, «бинт» болтается ненужной тряпкой. По замурзанным щекам катятся слезы.

Медленно подхожу, пытаюсь прикоснуться, но он отпрыгивает.

— Не трогай… Все. Труп я… Все.

Садится на землю, поджимает ноги и утыкается в здоровую руку, левую. Правая отведена в сторону и лежит поверх травы, как ненужная вещь. С чего бы это у него истерика? Опускаюсь на корточки рядом, тянусь к его плечу. Шарахается в сторону и шепчет:

— Ко мне нельзя прикасаться. И к твари нельзя… Вот, — разматывает повязку, поднимает раненую руку ладонью вверх. — Смотри, но не трогай.

Рана ужасна. Неестественно ужасна. Мышцы приобрели цвет гнилого мяса, сукровицы стало больше. По краям вспухли крошечные розоватые новообразования, раскидали ложноножки, прорастающие в кожу. Перед глазами темнеет. Падаю на задницу и сжимаю виски.

— Что тут у вас? — В голосе Леона беспокойство.

Молчу. Генч тоже молчит, все написано у него на лице.

— У вас такие рожи, как будто кого-то хороните, — продолжает Леон уже с раздражением.

— Хороним, — роняет Генч и показывает руку. — Меня.

Никогда не видела, как Леон теряет самообладание. Уверенность и гонор вмиг облетают с него, и теперь передо мной усталый, напуганный человек.

— Дайте мне пистолет, — лепечет Генч дрожащим голосом.

— Парень, только не паникуй, — говорит Леон, меряя шагами поляну. — Что-нибудь придумаем.

— Руку ампутировать надо, — поднимаюсь и отхожу подальше от розовых тварей.

Сознание из последних сил отгораживается от очевидного, из-за чего я чувствую себя пустой куклой. Понимание бьется где-то далеко, на периферии.

— В аптечке Синтезатора должно быть обезболивающее, — подает голос Вадим.

Как и я, он в ступоре. Леон копается в рюкзаке, достает черный чемоданчик и тупит над замком. Вадим старается помочь, в итоге они только мешают друг другу, возятся, пихаются… Щелк!

— Почти ничем не отличается от наших, — говорит Вадим, протягивает Генчу тонкий шприц. — Не знаю, поможет ли… при таком деле.

— Куда колоть? — спрашивает Генч одними губами и вдруг бледнеет, закатывает глаза, падает.

Шприц валяется на мху. Белый. Чужой. Бесполезный.

— Жже-е-ет! — хрипит Генч, загребая пальцами землю.

Отступаю. Отползаю. Что это с ним? Тело выгибается дугой, голова мотается из стороны в сторону, на губах пузырится кровавая пена. Никто не решается ему помочь. Кричу взахлеб:

— Ну сделайте хоть что-нибудь!

Мужчины безмолвствуют. Генч в исступлении рвет на себе одежду, катается. Задирается рубаха, обнажая бледный торс: из трещины на его животе, сочащейся кровью, выбухают внутренности… Нет, не внутренности: розовато-бурое чужеродное тело.

Я — камень. Мне нет до этого дела.

— Больно… — хрипит Генч, пришептывает, срывается на вопль. — Добейте… Добейте-е-а-а!

Леон выхватывает пистолет, целится. Я — камень, мне не нужно отворачиваться. Передо мной — превратившийся в меч милосердия Леон… Передо мной перекошенное лицо, выпученные глаза… Пустота. Гулкая. Выстрел — Генка падает, взгляд его стекленеет, рот закрывается, руки и ноги мелко дрожат. Затихают.

Мы молчим. Мы — камни, не только я.

Тело некоторое время лежит неподвижно и вдруг начинает шевелиться. Закусываю губу, подавляя крик: твари прорастают отовсюду. Пара минут — и вот это уже не труп, а фарш, выпустивший десятки щупалец. Словно его разобрали на молекулы и построили другое существо.

Щупальца шарят по земле, дотягиваются до травы, она мгновенно обращается розовым комком.

* * *

Вадим побрел к лесу. Тварей он обходил десятой дорогой. Голова кружилась, мелькали черные мошки. Только не падать в обморок!

Что же напоминает это существо? Поросенок с полипом на боку… Рак! Опухоль, которая научилась жить сама по себе. Укореняется на животных, и они ее переносят… Нужно быть осторожным, очень-очень осторожным. Вдруг оно к подошве способно прицепиться и прорасти? Вадима передернуло. А если уже проросло? Осмотрел обе ноги: чисто пока.

Земля вздрогнула — Вадим присел, чтобы удержаться на ногах. В мозгах мгновенно просветлело. Все твари: и большие, и маленькие — пришли в движение, вырастили ложноножки, зашарили по земле и начали раздуваться, как тесто на дрожжах. Соприкасаясь, они сливались в единое целое, и их рост ускорялся.

— Вадим, — орала Сандра. — Беги! Скорее!!!

Чего же она медлит? Этот уголовник сходит с ума, расстреливая тварь, а она… Жить, что ли, надоело? Хрен с ней. Самому выбираться надо. Он бросился в чащу.

Грязь. Лужи. Папоротники хлещут по лицу. Здоровенные, к ним бы динозавров… Ветви. Стволы. Твари… очень много… растут. Бесконтрольно делятся. Строят огромное тело из органики. Жрут. Они повсюду, преграждают дорогу.

Развернуться и — в другую сторону.

Закричала Сандра. Что — не разобрать. Инстинкт гнал вперед. Выжить! Позади — смерть. Чудовищная смерть. Хуже, чем ад… С треском рухнула сосна — едва успел увернуться. За считаные секунды она превратилась в огромный полип. Не видеть! Вперед!

Опять оно. Размером с прогулочный катер, щупальца — как рука. Нельзя останавливаться! Воздух наполнился треском и скрежетом — падали деревья. Впереди тварей меньше, но тоже растут. Еще чуть-чуть. Только бы хватило сил!

Крупные твари вздрогнули, подтянули ложноножки и начали втягиваться в грунт, земля при этом выворачивалась наизнанку, вверх корнями. Поваленные деревья уходили под землю, как будто они попали в зыбучие пески.

Дальше! Быстрее!

Позади осталось взрыхленное поле. Ни хвоинки, ни корешка. На пути кое-где попадались мелкие твари, но они словно впали в анабиоз.

Период активности сменился «спячкой».

Вадим волочился вперед, хватая воздух открытым ртом. Куда, зачем, он пока не соображал. Вскоре понял, что один, твари совсем измельчали и в ближайшее время ему ничего не грозит. Все бы хорошо, но куда идти? Где запад, где восток? Удастся ли выбраться самому? Небо затянуто тучами — по солнцу не сориентируешься.

Сесть бы… Нет — упасть. Ноги подгибались от усталости. Бессонная ночь, недоедание, стресс… Нельзя. Земля заражена. Он беззвучно расхохотался, размазал слезы.

Из лесу тянуло прохладой, пахло озоном. По земле ползли струйки тумана. В лицо дохнуло чем-то до боли знакомым, аж сердце защемило. Вадим принюхался: бензин, нагретый солнцем асфальт… Коридор рядом! Вспомнился густой туман, в который он угодил на Эйприл… тогда тоже пахло свежестью! Туман!!!