– Неважно выглядишь.

Темные волосы Холланда прилипли к лицу, в глазах стоял лихорадочный блеск.

– Заботишься о моем здоровье? – прохрипел он. – Как трогательно.

И принялся рассеяно теребить наручники. Кожа под оковами была красная, воспаленная, и Келл, не раздумывая, протянул руку к металлу.

Холланд замер:

– Что ты делаешь?

– Как ты думаешь? – Келл достал ключ. Пальцы стиснули наручник, и холодная тяжесть металла, от которой немели пальцы, напомнила ему Белый Лондон, ошейник, клетку и собственный крик…

Цепи распались, наручники звякнули, упав на пол. Наверное, на дереве останется след.

Холланд поглядел на свои натертые руки, пошевелил пальцами.

– Не боишься?

– Поживем – увидим, – ответил Келл и сел на стул у противоположной стены. Он был начеку, держал руку возле ножа, но Холланд не делал попыток напасть, лишь задумчиво потирал запястья.

– Странное чувство, правда? – сказал Келл. – Было дело, однажды король меня арестовал. И я сидел в той же самой камере, что и ты. В этих же самых цепях.

– И сколько времени ты провел в этих цепях? – насмешливо спросил Холланд. – Несколько часов или даже целый день?

Келл промолчал, и Холланд сокрушенно покачал головой, подавившись насмешкой. «Призрак» качнулся на волне, и Холланд побледнел.

– Зачем меня взяли на этот корабль? – Не дождавшись ответа, он продолжил: – Вернее, так: зачем ты сел на этот корабль?

Келл опять ничего не сказал. Кто предупрежден, тот вооружен, а у него не было намерения вооружать Холланда. Время еще не пришло. Он ждал дальнейших расспросов, но Холланд откинулся к стене и посмотрел в окно.

– Если прислушаться, можно услышать море. И корабль. И людей на нем. – Келл насторожился, но Холланд продолжал: – У этого Гастры голос разносится далеко. Капитаны тоже оба любят поговорить. Черный рынок, сосуд для магии… Мне нетрудно было сложить два и два.

Значит, ему все известно.

– Ну и как, нравится? – пробормотал Келл, до сих пор не понимая, почему он еще здесь и зачем вообще сюда пришел.

– Если задумали напасть на Осарона, то я могу помочь. – Голос белого антари изменился, и Келл не сразу понял, какие чувства в нем слышатся. Жар. Гнев. Голос у Холланда всегда был ровным и гладким, как камень. А теперь в нем появились трещины.

– Чтобы помогать, надо, чтобы тебе доверяли, – сказал Келл.

– Не обязательно, – возразил Холланд. – Главное, чтобы был обоюдный интерес. – Его взгляд прожигал Келла насквозь. – Зачем ты меня взял? – снова спросил он.

– Чтобы ты не натворил бед во дворце. А еще – в виде приманки, в надежде, что Осарон погонится за нами.

Это было правдой лишь отчасти, но, когда Келл произнес эти слова и увидел глаза Холланда, ему стало легче. Он уступил расспросам.

– Тот сосуд, о котором ты слышал, называется передатчиком. Мы хотим упрятать туда Осарона.

– Как? – спросил Холланд – без недоверия, но настойчиво.

– Передатчик – это хранилище, – объяснил Келл. – Когда-то маги придумали их, чтобы вкладывать туда свою магическую силу и передавать ее по наследству.

Холланд умолк, но в глазах все еще горел лихорадочный блеск. После долгой паузы он снова заговорил – тихо, сосредоточенно.

– Если хотите, чтобы я пустил в ход этот передатчик…

– Я привез тебя не за этим, – слишком быстро перебил Келл, сам не понимая, близка ли догадка Холланда к истине или очень далека от нее. Он и сам давно раздумывал над этим вопросом – с той самой минуты, когда выехал из Лондона. Передатчику нужна жертва. Ею должен стать один из них. Так надо. Но Холланду доверять нельзя – однажды он уже подвел их. Приносить в жертву Лайлу он не хотел, хоть она и не боялась ничего на свете, даже того, чего следовало бы. Келл знал, что Осарон имеет на него свои виды, но у него есть Рай, а у Холланда – никого, а Лайла почти всю жизнь обходилась без магии, а он сам скорее умрет, чем потеряет брата, потеряет самого себя… Эти мысли снова и снова прокручивались в голове.

– Келл, – сурово сказал Холланд. – Мои тени принадлежат только мне, и Осарон – одна из них.

– Так же и витари был моей тенью, – ответил Келл.

С чего это началось?

Он вскочил, чтобы не сболтнуть лишнего, потому что чувствовал – еще немного, и эта идея начнет ему нравиться.

– О благородных жертвах поговорим потом, когда устройство будет у нас в руках. А до тех пор… – Он кивком указал на цепи, – наслаждайся свободой. Я бы разрешил тебе прогуляться по кораблю, но…

– При Дилайле и Джасте я далеко не уйду. – Холланд снова потер запястья, пошевелил пальцами. Казалось, он не знает, куда девать руки. Потом он свободно скрестил их на груди, повторяя позу Келла. Закрыл глаза, но Келл видел, что он не спит. Ни следа расслабленности – весь начеку, ощетинился колючками.

– Кем они были? – тихо спросил Келл.

– Кто? – приоткрыл глаза Холланд.

– Те трое, кого ты убил до Данов.

Неловкая пауза.

– Не имеет значения.

– Имеет, раз ты до сих пор вспоминаешь о них, – сказал Келл.

Но Холланд снова спрятался под маской безразличия, и оба погрузились в долгое молчание.

III

Ворталис всегда хотел быть королем – и не когда-нибудь в будущем, а сейчас. Так он говорил Холланду. И плевать он хотел на сказки и легенды. Он в них не верил. Но знал: городу нужен порядок. Нужна сила. Нужен вождь.

– Стать королем хочет каждый, – говорил Ворталис.

– Не каждый, – возражал Холланд. – Я, например, не хочу.

– Значит, ты или лгун, или глупец.

Они сидели в таверне «Жженая кость». Месте, где разговоры о цареубийстве ни у кого не вызывают удивления.

Время от времени на них обращали внимание, но Холланд понимал: тема разговора тут ни при чем. Всем интересен его левый глаз и ножи Ворталиса.

– Ну и парочка из нас, – сказал Ворт, когда они впервые вошли в эту таверну. – Антари и Охотник. Прямо-таки название для одной из твоих сказок. – И он наполнил бокалы.

Прогнав воспоминание, Холланд сказал:

– В Лондоне уже есть король.

– В Лондоне всегда есть король, – отмахнулся Ворталис. – Или королева. А давно ли нынешний правитель стал тираном?

Оба знали, что трон переходит из рук в руки только одним путем – силой. Правитель носит корону лишь до тех пор, пока у него хватает сил удерживать ее на голове. А значит, каждый следующий король когда-то убил предыдущего. Власть держится на продажности, а продажность вознаграждает сильных. Те, кто взошел на этот трон, всегда мостили себе дорогу кровью.