Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дело не в Карине…
– Неужели? Красивая девушка, восторженная, яркая. Твой типаж. А мы оба знаем, что женщины – твоя ахиллесова пята! Напомнить, что было в прошлый раз? Как там ее звали… Алисия?
Что за Алисия?
– Я же сказал, что дело не в Карине, – прорычал Шон так, как и тогда в зале, когда убежденно доказывал мою невиновность. – Тот страж зарвался, превысил полномочия и тем самым поставил меня в дурацкое положение. Там было полно владельцев крупных компаний, моих постоянных заказчиков, их жен, дочерей, сестер, других писателей, в конце концов! Если бы я позволил арестовать и выслать на работы свою девушку на глазах всего высшего света накануне выхода моих прототипов, это не только испортило бы мне репутацию, но и сорвало бы продажи.
Мои глаза от изумления и недоверия расширились, к горлу подступил ком, во рту разлилась горечь. А Шон между тем продолжал:
– Кто захочет равняться на труса? А заключать с ним выгодные контракты или покупать его прототипы? Ущерб был бы колоссальным! И это бы ударило не только по моему кошельку.
Деньги, амбиции, авторитет… Неужели все было из-за этого, а на меня Шону плевать?
Нет, быть того не может! Это неправда! Наверное, он, как обычно, говорит не то, что думает, чтобы успокоить господина Штольцберга. Который на поверку оказался двуличным…
– Рад, что ты подумал о себе, Шон. Но мне что прикажешь с этим делать? Сила, умение управлять подчиненными и внушать им уважение и страх – вот на чем держится власть. А со своей я не готов расстаться из-за твоей безрассудной выходки! Если я тебя не арестую, мой авторитет пошатнется.
– Наоборот, укрепится, – спокойно парировал Шон. – Сам посуди, Фредерик, какой-то зарвавшийся страж во время празднования ворвался в бальный зал и попытался по ошибке прямо среди речи мэра грубо арестовать милую спутницу не только лучшего работника Пантеона, но и твоего приятеля. К тому же Карина считается близкой подругой Лизы, любимицей светских дам, а ее портретами скоро будет увешан весь Либрум. Даже если бы она не справилась с проектом, стражу было прекрасно известно, что я в состоянии оплатить любой ее штраф. Но он пошел на открытую конфронтацию. Разумеется, мне пришлось поставить его на место. Подумай, как выглядел бы столь дерзкий арест очаровательной госпожи Грант в глазах высшего света? Многие бы задумались – разве высокое положение, значительный капитал, связи, авторитет ничего не значат для руководства ФФЗ? Пошли бы ненужные разговоры… – Он многозначительно понизил голос. – А так ты появился вовремя, разобрался в ситуации и решил вопрос мирно и ко всеобщему удовольствию. Как и положено хорошему руководителю.
Несколько секунд ничего не происходило, а потом господин Штольцберг тихо сказал:
– Пожалуй, ты прав, Шон. Да, обставим произошедшее именно так. Со стражем я прикажу разобраться. А тебе выпишу штраф. Будь любезен его оплатить. И больше не смей размахивать кулаками!
Послышался шелест одежды, стук каблуков. Продолжать за ними шпионить было опасно. Да и смысла особого не было. Самое важное я узнала. Поэтому решила развеять фантазию. Но прежде чем мой комарик вернулся назад и дематериализовался, я успела расслышать, как господин Штольцберг холодно заметил:
– Да, Шон… хочешь поиграть в любовь – твое право. Только не вздумай заиграться. Все может кончиться очень плохо. Для вас обоих.
Фантазия растворилась в воздухе, и я, постаравшись скрыть охватившие меня эмоции, осторожно убрала ладони от лица, делано небрежно встряхнула пальцами волосы и принялась допивать чай.
Глава 8
Маски долой!
В салоне карлета царило напряжение. Холодные расчетливые слова Шона не шли у меня из головы. Они вступили в противоречие с тем, что я знала и ощущала, и оживили былые сомнения. Те, что зародились в особняке господина Штольцберга. Поэтому молча кусала губы, отрешенно смотрела в окно и снова и снова воскрешала в памяти детали подслушанного разговора.
Мне не давали покоя многие вещи: намек на то, что все может плохо кончиться, упоминание о некой Алисии, но главное – циничный ответ господина Феррена. Если я настолько ошиблась в оценке характера Верховного архонта, который на поверку оказался совсем не милым и дружелюбным, то не могла ли я ошибиться еще и в Шоне? Этот вопрос вгрызался в мой мозг, не давал покоя, изводил, словно ноющая зубная боль.
Я повернула голову влево и посмотрела на своего водителя. Он хмурился, с силой сжимал руль, а его руки от злости тряслись.
– Зараза! – наконец выпалил Шон, не сдержавшись, и несколько раз ударил кулаком по приборной панели.
Я испуганно вздрогнула.
– Надо же было так подставиться! – взбешенно прорычал он и переключился на меня: – И ты, Карина, тоже молодец! Я же сказал, не вмешиваться! Зачем ты напала на стража?! Еще и Торнтона ранила. Он тебе этого никогда не простит. А у Штольцберга какое будет лицо, когда он просмотрит записи! – язвительно, колко усмехнулся Шон. – Хрупкая девчонка с розовыми сердечками вместо мозгов взбунтовалась против властей, еще и умудрилась провернуть то, с чем не справились более сильные.
– Это была случайность…
– Случайностей не бывает, Карина! Фредерик Штольцберг в них не верит. А ты создала опасный прецедент. Как ты этого не понимаешь?
– Ты на меня злишься, Шон? – прозвучало устало, бесцветно.
– Не на тебя. На себя.
Я ему не поверила.
– Сожалеешь о том, что за меня вступился?
Он раздраженно фыркнул.
– Конечно.
В салоне карлета стало неожиданно холодно, неуютно, и я обхватила себя руками, желая согреться и защититься от внешней угрозы. А Шон продолжал говорить, и его слова меня больно ранили и терзали душу.
– Какой же я дурак… Жизнь ничему не учит! В который раз наступаю на одни и те же грабли.
– Значит, классные грабли. Того стоят, – буркнула я, отвернувшись к окну, и в следующий миг буквально кожей ощутила острый, внимательный, прожигающий насквозь взгляд Шона, устремленный на меня.
– Да. Ты права, – спокойно и как-то смиренно произнес Шон. – Грабли классные.
Что это означало? Называется, Кара, понимай, как знаешь. Мне захотелось бросить ему в лицо злое «ты издеваешься, Шон?», наорать, спровоцировать на откровенный разговор, но вместо этого я заерзала на сиденье и крепче обняла себя руками. Все пустое… Правды от него не добиться.
– Испугалась? – уже гораздо мягче спросил Шон, кажется приходя в себя, а у меня внутри все заныло.
– А сам как думаешь? – фыркнула раздраженно.
Ну почему он не может быть либо хорошим, либо плохим? И почему с ним так сложно?
– Испугалась… – задумчиво сказал Шон.
И тут меня прорвало.
– Конечно, испугалась! Ты напал на стража из-за каких-то дурацких работ! Потом начал разбрасывать направо и налево охрану, материализовал ту черную дрянь, по сравнению с которой тени госпожи Мартинез просто очаровашки, сцепился с Торнтоном, хотя я умоляла тебя этого не делать – он псих. Куда-то ушел секретничать с Верховным архонтом. Может, для тебя интриговать, размахивать клинками, ментально колдовать и привычно, но для меня это дикий стресс!
– Материализация не бывает ментальной, – сухо оборвал меня Шон. – Это попросту невозможно.
Я резко повернула к нему голову, прищурилась.
– Что?
Наши взгляды: мой – недоверчивый, возмущенный и его – уверенный, жесткий, встретились.
И я ясно поняла, что Шон мне соврал. Стало горько.
– Как скажешь, – болезненно усмехнулась я и отвернулась к окну.
Дальше летели молча. В пентхаус вошли тоже не разговаривая. Шон вытащил из бара бутылку виски (за все время нашего знакомства случай беспрецедентный), откупорил ее и в компании алкоголя скрылся в своей «крепости». Я покачала головой и, ощущая себя смертельно усталой, направилась в душ. Горячие струи воды согревали и успокаивали, хотя не так сильно, как хотелось бы. Я решила, что не стану изводить себя тревожными мыслями, а просто отправлюсь спать. Завтра на свежую голову ситуация будет видеться под другим углом.
Сон не шел. Я ерзала на кровати, ворочалась с боку на бок, обнимала подушку, надеясь, что смена позы поможет приманить Морфея. Но ни Морфей, ни господин Феррен заглядывать ко мне в спальню не спешили. Я представляла, как Шон сидит один в своем рабочем кабинете и медленно, но неотвратимо напивается,