– Я в курсе этих событий, – подтвердил Ростов. – Я наблюдал их, стоя около лестницы.

– Значит, вы лично видели этот кошмар?

– Да. Я лично видел весь этот цирк. Но я не понимаю, почему вы меня вызвали.

– Так уж не понимаете?

– Не понимаю. Для меня это полная загадка.

– Конечно.

«Шахматный офицер» замолчал и улыбнулся.

Потом он встал, подошел к висевшему на стене портрету Карла Маркса и чуть-чуть поправил его, словно от этого зависела победа мировой революции.

Затем он снова повернулся в сторону графа.

– Описывая это событие, вы использовали слово «цирк», что предполагает в определенной степени детское к нему отношение…

Граф задумался.

– Вы подозреваете детей тенора?

– Нет. Гуси были заперты в кладовой ресторана «Боярский».

– Вы считаете, что Эмиль может иметь к этому какое-то отношение?

«Шахматный офицер» проигнорировал вопрос графа и снова сел за стол.

– Отель «Метрополь», – изрек «шахматный офицер», – является местом, в котором останавливаются лучшие художники и известные политики. Поселившись в отеле, они должны быть уверены, что будут жить в полном комфорте и их будут обслуживать по самому высшему разряду. Они рассчитывают на то, что в отеле не будет инцидентов, подобных тому, который случился сегодня утром. И я найду причину этого инцидента, – закончил управляющий и взял ручку.

– Ну, что ж, – ответил граф, поднимаясь из кресла. – Я уверен, что лучше вас никто другой с этим вопросом не справится.

– «Детское отношение»… – бормотал себе под нос граф, – инцидент…

Ростов прекрасно понял, на что намекал «шахматный офицер». На то, что весь этот цирк устроила Софья.

Граф мог бы кое-что сказать «шахматному офицеру», мог напомнить ему некоторые факты, и, если это было бы необходимо, он мог даже изложить их пятистопным ямбом. Но намеки на причастность Софьи к этому инциденту были настолько надуманными и необоснованными, что граф чувствовал, что совершенно не обязан как-либо на них отвечать.

Бесспорно, граф знал, что Софья могла проказничать, как и любая другая тринадцатилетняя девочка. Но она не была лентяйкой. Она знала, что правильно, а что – нет. После встречи с управляющим граф вышел в фойе отеля и увидел там Софью, склонившуюся над толстым учебником. Все сотрудники отеля привыкли к тому, что, сидя в кресле, она могла часами решать уравнения с иксами и игреками, запоминать столицы стран и спрягать глаголы. Она училась шить под руководством Марины и готовить под наблюдением Эмиля. Все, кто лично знал Софью, говорили, что она усердная, трудолюбивая, скромная, застенчивая девочка и всегда хорошо себя ведет.

Поднимаясь вверх по лестнице, граф перечислял в уме положительные качества Софьи. За восемь лет она не устроила ему ни одной сцены и никогда не капризничала. Каждый день она чистила зубы и без напоминаний шла в школу. И когда надо было что-то сделать, ее не надо было долго уговаривать, потому что она делала все, что нужно, и никогда не жаловалась. Ей нравилась одна придуманная ею самой игра, которая требовала быстроты ног и сообразительности.

Вот какую игру она придумала. Допустим, что в воскресение они вдвоем сидели рядышком в кабинете Ростова и читали. В полдень граф вставал и говорил, что ему надо идти к парикмахеру. Он спускался по служебной лестнице, проходил по коридору к главной лестнице, спускался еще на пять этажей, попадал на цокольный этаж, проходил мимо магазина цветов и «Союзпечати» и входил в парикмахерский салон, в котором на скамейке у стены спокойно сидела Софья и читала книгу.

В результате граф всуе упоминал имя Господа и ронял то, что нес в руках (в этом году он три раза ронял книгу и один раз бокал с вином).

Графу было уже под шестьдесят лет, поэтому бегать по лестницам отеля он считал для себя опасным, и ему оставалось только удивляться, как Софье удавалось бегать с такой быстротой. Казалось, что она умела словно по волшебству переноситься из одной части отеля в другую. За многие годы жизни в «Метрополе» Софья выучила все ходы, переходы и коридоры. Удивительным было также и то, что после таких «забегов» Софьи граф не видел на ее лбу ни капли пота и не слышал, чтобы ее дыхание было учащенным. После таких «подвигов» Софья никогда не смеялась и не шутила. Напротив, выражение ее лица оставалось серьезным, она приветствовала графа дружеским кивком и снова возвращалась к чтению книги.

Поэтому граф считал обвинения в адрес Софьи надуманными. С таким же успехом можно было обвинить девочку в том, что у Сфинкса отбит нос, а также в том, что она разрушила Вавилонскую башню.

Действительно, Софья ужинала на кухне ресторана «Боярский», когда шеф-повару сообщили, что швейцарский дипломат, заказавший жареного гуся, высказал подозрение в том, что птица, которую ему подали, не была свежей. Софья и правда очень любила Эмиля. Тем не менее было крайне маловероятно, что тринадцатилетняя девочка смогла утром заманить трех больших гусей на четвертый этаж гостиницы так, чтобы остаться незамеченной. «Это полная чушь», – думал граф, открывая дверь своей комнаты…

– Иисусе Христе!

Софья, которую он оставил в фойе, оказалась в комнате. Склонившись над книгой, она сидела за письменным столом графа.

– Привет, папа, – произнесла девочка, не поднимая глаз от книги.

…

– Видимо, в наши дни уже не обязательно отрываться от книги, когда джентльмен входит в комнату, – произнес граф.

Софья повернулась лицом к Ростову.

– Прости, папа. Я увлеклась книгой.

– Хмм. А что ты читаешь?

– Эссе о каннибализме.

– Ничего себе!

– Мишеля Монтеня.

– А, конечно… Время, потраченное на чтение Монтеня, без сомнения, было временем, потраченным не зря.

«Мишель Монтень?» – подумал граф и посмотрел на книгу, которая была подложена под ножку комода.

…

– Это «Анна Каренина»? – спросил он.

Софья посмотрела туда, куда был направлен взгляд графа.

– Да.

– А что она там делает?

– Она близка по толщине к Монтеню.

– Близка по толщине!

– А что не так?

…

– Я могу только сказать, что Анна Каренина не подложила бы тебя под комод только потому, что ты такая же пухлая, как Монтень.

* * *

– Предположить, что тринадцатилетняя девочка может довести трех гусей по лестнице так, чтобы никто ее не заметил… Да это просто смешно, – говорил граф. – Я хотел бы задать вам вопрос: скажите, разве Софье вообще свойственно такое поведение?

– Нет, – ответил Эмиль.

– Ни в коем случае, – согласился с ним Андрей.