Еще одно усилие, ещё несколько шагов — и последние защитники святилища Уицилопочтли оказались отброшенными от жертвенного камня. В последнем напоре их десятками сбрасывали с крутого откоса. Альварадо со зверской ухмылкой всадил меч в ритуальный бубен. Натянутая на исполинский каменный обод кожа тут же со звоном лопнула. Дно барабана полукружьем лежало на деревянных стояках, сдвинуть с места не удалось, тогда испанские солдаты выволокли из святилища изображение ацтекского бога войны и скинули его с края площадки. Следом полетели мелкие дьявольские отродья, скульптуры, жертвенные ножи, предметы культа…

Жуткий, тысячеголосый вопль раздался снизу, затем — разом! — мертвая тишина. Бой стих, все застыли в ожидании.

Отряд испанцев во главе с Кортесом спустился вниз — испанцы потеряли полсотни человек, все, оставшиеся в живых, были изранены. Их латы и шиты были залиты кровью. Полон составили два жреца.

Индейцы, заполнившие площадь перед дворцом, расступились, свободно пропустили отряд дона Эрнандо. Когда чужеземцы скрылись за воротами, Кортес приказал играть в трубы, бить в барабаны. На главную башню был послан солдат, который принялся размахивать личным знаменем главнокомандующего. Это был знак к началу переговоров.

Действительно ацтекские батальоны не спеша, повинуясь приказам, оставили площадь, однако прошло не менее двух часов прежде, чем дозорный доложил, что в сторону дворца движется процессия.

— Все в перьях! — возбужденно доложил он, поднявшемуся на башню Кортесу. — Идут как на параде. Впереди этот… брат Монтесумы.

Капитан-генерал даже не глянул на говорливого, явно оробевшего солдата. Упершись кулаками в каменные зубцы — каждый из них с внешней стороны был украшен изображением оскалившегося ягуара, — он долго следил за приближавшейся делегацией, потом бросил через плечо.

— Поторопи донну Марину.

Малинче словно ждала напоминания и тут же легко вспорхнула на выложенную каменными плитами площадку. Следом за ней поднялись Альварадо, Авила и Ордас.

Тем временем Куитлауак в сопровождении увешанных перьями сказочной птицы кецаль, одетых в короткие воинские плащи ацтекских вождей и нескольких старейшин размеренным шагом приблизился к башне и вопросительно глянул на Малинцина. Тот поднял руку, потом неожиданно опустил её — был Кортес в латах — поверхность покрытого искусной гравировкой мателла была забрызгана кровью. На плечи накинута алая, короткая, подрезанная полукругом накидка. Шлем его, округлый сверху, напоминал голову чудовищной птицы с длинным, чуть загнутым вверх клювом, лежал рядом, на каменном зубце. Перья с него были срублены во время штурма большого теокали.

В этот момент Кортес заговорил. Сказал пару фраз, затем послышался звонкий мелодичный голосок индейской женщины.

— Сеньор Кортес, или по-вашему Малинцин, спрашивает — теперь вы убедились в бесполезности сопротивления? Небо на нашей стороне — ваши боги попраны, алтари разрушены, дома сожжены. Телами ваших воинов устлана каждая улица в Теночтитлане, — она замолчала.

Кортес ждал, как отзовутся на её слова ацтекские вожди.

Те стояли, как каменные, лица их оставались спокойны.

— Вы сами, своим неповиновением, навлекли на себя подобные бедствия. Но ради любви к вам вашего государя, с которым вы поступили так недостойно, я готов простить вас, если вы сложите оружие и вернетесь к покорности. В противном случае я превращу город в груду развалин и не оставлю здесь ни единой живой души. Некому будет оплакать вашу участь.

Индейцы выслушали её, поцокали языками, покивали, словно отдавая должное словам чужеземца. Наконец вперед выступил старик с непокрытой головой, набедренной повязке и накидкой, наброшенной на плечи. Такие плащи имел каждый крестьянин, работавший на чинампах. Голос его был не по возрасту звонок.

— Это правда, Малинцин, что ты разрушил наши храмы, низвергнул изображения богов и погубил множество народа. Без сомнения, многие ещё погибнут под ударами твоих воинов, но мы считаем это не карой, которой ты кичишься, а злодеянием. За это ты будешь наказан. Каждый из нас будет испытывать удовлетворение, если на тысячу погубленных тобой ацтеков, мы будем убивать одного белого воина. Взгляни на улицы нашего города, на крыши домов. Брось взгляд в сторону озера. Везде наши воины. Наше число растет, твоих же солдат становится все меньше и меньше. Вы погибнете не от наших макуагатлей, вас доконает голод. Скоро вы будете в наших руках. Мосты уничтожены, вы не сможете вырваться из города. Боги, наконец, предали вас в наши руки. Уицилопочтли долго взывал к отмщению, оплакивал свои жертвы. Теперь священные камни готовы, ножи наточены, дикие звери во дворце ревут, алкая трупов ваших и хлевы ожидают лукавых предателей из Тласкалы для откормления их к празднику. Жаль, что вас останется слишком мало, чтобы боги смогли вволю утолить жажду.

В следующее мгновение повсюду — на крышах домов, на улицах, боковых проходах, каналах — встали индейские воины. Большая их толпа шествовала по первому уступу теокали. Вот они добрались до очередного отрезка главной лестницы и начали взбираться по ступеням. Все выше и выше…

Вожди и старейшины одновременно повернулись и не спеша направились к выходу с площади.

— Может, пальнуть им вслед из орудия? — предложил Альварадо.

— Голову не теряй, — сквозь зубы отозвался Кортес, потом помолчал и добавил. — Берналя, Андреса, пушкаря Месу ко мне. И чтобы от самопальщиков кто-то был. Будем собирать сход.

Весть о том, что мосты на дамбах разрушены, погребальным звоном отозвалась в душах испанцев. Лагерь сразу затих, до самых сумерек во дворце копилась гнетущая, недобрая тишина. Перешептывались по углам, но редко требовалось время, чтобы окончательно осознать, что этот мрачный, ощетинившийся пирамидами город совсем скоро станет их могилой. Сильные и опытные солдаты лелеяли надежду. Пообвыкнув, побывав в переделках, они усвоили нехитрую, вечную истину. — какой смысл загадывать? Для этого командиры есть. Кортес с его удачей пока их не подводил. Пронесет и на этот раз. А если не пронесет — так тому и быть, живым в руки этих потрошителей даваться не стоит. Но таких в лагере было меньшинство. Войско, разбухшее за счет новобранцев Нарваэса, начало глухо ворчать. То там, то здесь начали вспыхивать громкие перебранки. В первое время находились люди, которые пытались одернуть крикунов, потом и осторожные осмелели, скоро в комнатах дворца заговорили во весь голос. Разве мы за тем пришли сюда, чтобы подохнуть в этом вонючем Теночтитлане? Вот радость подарить свое сердце эти поганым идолам! Кому такое в голову могло прийти? Мы шли за золотом, но не за смертью! Их обманули, заманили в ловушку. Кто обманул? Кортес! Какой Кортес?.. Подать сюда Кортеса!.. Потом, когда кто-то истошно завопил, что пора разобраться с этим Кортесом, полыхнуло со всех сторон. Рев взбунтовавшихся солдат выкатился на царский двор.

Дон Эрнандо во главе своих офицеров уже находился здесь. Вдоль стены были выстроены ветераны. Толпа навалилась на них, потом отпрянула — оттуда понеслись грозные, оскорбительные выкрики. Наконец шум начал стихать, ротные командиры торопливо принялись строить своих людей. Когда люди на площади угрюмо замолчали, Кортес шагнул вперед.