Мистина вышел навстречу гостю, распахнув объятия. Они с Хельги обнимались при встрече, даже если за ними не наблюдало пол-Киева. Не менее, чем показать свою дружбу людям, для каждого было важно показать другому: я готов терпеть тебя столько, сколько понадобится… пока ты совсем берега не потеряешь. Поэтому сейчас, на глазах у встревоженной Уты и Дивуши с младшими девушками, они улыбались во весь рот.

– Будь жив! Вижу, зубы целы! – Хельги с показной осторожностью похлопал Мистину по левому локтю – ниже шрама. – А этот бес вислоусый ведь по старой ране норовил вдарить, я видел! Вот подлец, а?

– Я к нему спиной-то не поворачивался, – заметил Мистина. – А ты проведать меня пришел?

– Проведать. А то по всей земле полянской только и разговору, что о тебе, а тебя и не видно. Ладно, Грознята – у него теперь один глаз, а вторым смотреть стыдится!

– И первый подживет. – Мистина сел к столу и знаком указал гостю место напротив себя. – Знаешь, до смерти хотелось ему глаз вышибить к клюям…

– Так чего ж не вышиб? – оживленно подхватил Хельги. – Какой бы тогда из него был князь, с одним-то глазом?

– У него сын есть. Законный. Звание в роду останется, а Грознята на меня обиду смертную затаит на всю жизнь.

Поставив на стол две греческие чаши светло-синего стекла, Ута налила пива, Дивуша и другие девушки поднесли блюдо с жареным мясом, свежим хлебом, соленой рыбой, салом. Гость и хозяин держались как добрые приятели, и лишь острота взглядов, которые они бросали один на другого, выдавала, что все не так просто. Мистина догадывался, с чем Хельги пришел, и жаждал убедиться в правоте своей догадки. Хельги всматривался, будто надеялся угадать, как его примут. Мистина был спокоен и уверен, и даже красные, подсохшие ссадины на лбу, на скулах, на подбородке и в углу рта не нарушали этого впечатления. Костяшки пальцев, держащих чашу, тоже были сбиты, но разве в первый раз?

– Сестра, – Хельги оглянулся на Уту, – ты позволишь нам…

Понятливая и послушная Ута тут же сделала движение к двери и поманила за собой девушек.

– Мы не подеремся, – усмехнулся Мистина, вспоминая, как говорил ей то же самое два года назад, и Хельги засмеялся, как любимой семейной шутке.

Дверь закрылась, и Хельги еще какое-то время смотрел на нее, будто давая женщинам время отойти подальше. Мистина спокойно ждал.

– Какая хорошая жена вышла из моей сестры Уты. – Хельги наконец повернулся к нему. – Все мужи должны бы тебе завидовать, если бы…

– Не верю, что даже ты найдешь, чем попрекнуть твою сестру, – качнул головой Мистина.

– Нет, я не об этом речь веду.

– А о чем же? – Мистина взглянул на него, будто уже знал ответ.

– К чему нам хитрить с тобою? – Хельги подался ближе к нему над столом. – Я знаю, что ты удавил бы меня с той же радостью, что и Грозняту.

– А еще ты знаешь, что я тебя не трону, пока ты помнишь свое место, – так же непринужденно подхватил Мистина, не отрицая этого.

– На греков пошли трое – Ингвар, ты и я. Со славой и добычей вернулись двое. Судьба сама указала: она выбрала нас, и нам лучше дружить, чем бодаться.

Хельги умолк, глядя в лицо собеседнику. Здесь он подошел к опасному пределу и при всей их враждебно-любезной откровенности не мог поручиться, что в ответ на дальнейшие слова не получит в челюсть прямо над столом.

При всей своей отваге он умел вовремя остановиться и выждать.

Но Мистина молчал, и в глазах его явно читалось: продолжай.

– У Грозняты Чернигостича маловато ума и заплывший глаз. Но даже он видит, кто в Киеве наиболее любим богами… людьми… и даже женами. Жаль, что боги мне не послали такого побратима, как ты, а свойствó только ссорит нас, вместо того чтобы объединить наши дела и помыслы. Ты одарен удачей куда большей, чем Ингвар, и теперь об этом знают все – от Романа до Грозняты. И оба вынуждены считаться с этим.

Мистина продолжал выжидательно молчать, и в молчании этом слышалось: да, все это так. И что дальше?

– До чего досадно, что судьба, дав тебе столько удачи, одарила тебя предками княжьего рода только со стороны матери. Твой отец – воевода, твой прадед был «морским конунгом», ведь так?

Мистина кивнул.

– Но ведь в его роду была связь с датскими конунгами через жен, правда?

Мистина снова кивнул: надо думать, сведения о его роде Хельги почерпнул из разговоров с Утой.

– И вот сейчас ты держишь Русь на себе, как Иггдрасиль держит землю и небесный свод, а что есть у тебя самого? Воеводская доля в добыче и дани. Обязанность каждый раз проливать кровь за то, чтобы другой назвал себя владыкой еще одного куска земли. Любой боярин, какой-нибудь Радовек – борода лопатой, стоит на земле прочнее тебя. У них – род, могилы дедовы, очаги чуровы. А твой род вышел из вод морских, у тебя ничего нет, кроме меча, и тот тебе князь вручил. За тобой не род, а дружина, и ту ты можешь содержать, только пока князь с тобой данью делится. А пропади он – пропадешь и ты. Как ты, человек такой умный и сильный, с этим миришься – не понимаю!

Хельги развел руками и хлопнул ладонями по столу, будто запечатывая величайшую загадку, встреченную им в жизни.

– Но что же я могу с этим сделать? – промолвил Мистина, явственно вызывая Хельги предложить что-нибудь. – Никто ведь сам себе не творец, как говорится. Никакая доблесть не добудет мне других прадедов.

Хельги помедлил. Он ясно видел ловушку: Мистина понял его, но если бы он хотел понять по-настоящему, то ответил бы иначе.

– Мой стрый Олег Вещий сумел это, а значит, сумеет и другой, – улыбнулся Хельги. – Придя на эту землю, он не имел здесь никаких прав. Но получил их, взяв в жены девушку из княжьего рода.

– Не вижу подходящей девушки. – Мистина тоже улыбнулся, будто они всего лишь шутили на весенних гуляниях.

– Ты знаешь, о ком я думаю. Еще говорят: кого все женщины любят, тот беды не знает. Ты можешь добиться любой женщины, как бы красива и знатна она ни была. А я поддержу тебя, потому что хочу иметь в зятьях людей истинно сильных и удачливых.

– Я и так твой зять, – напомнил Мистина.

– Ута – превосходнейшая женщина, я всегда готов отдать ей должное, но не она – княгиня русская. За несколько лет моя сестра Эльга стала необходима этой земле. Все русы и поляне почитают ее, как саму Мокошь. Судя по делам Ингвара, он загубит наследие моего стрыя. Рано или поздно неудачливость убьет его и с ним вместе погубит всю Русь. Я хочу видеть на киевском столе более надежного человека.

Чего Хельги хочет на самом деле, для Мистины тайной не было. Он лишь не мог решить, стоит ли говорить об этом. Его откровенно подбивали на измену, но он понимал: Ингваровой державе сейчас не нужен открытый раздор ни с кем. Ни с дружиной, ни с родней.

Помедлив, он встал. Хельги тоже поднялся, чувствуя, что настал решительный миг. Сейчас Мистина или протянет ему руку – или врежет в челюсть.