— Давай-ка еще по рюмочке тяпнем, — уклонился от затронутой самим же темы полковник. — Зря что ль я вез из самой Москвы этот божественный напиток.

— Э-э-э, нет, — заупрямился Степан и схватил Горового за руку. — Пока о семье моей не расскажешь, я пить с тобой не буду!

— Хорошо, — согласился Дмитрий Андреевич и поставил бутылку на стол. — Не хотел я говорить тебе, но…

— Что, не тяни?! — занервничал Степан, почувствовав беду.

— Нету Глаши твоей больше, майор… Уже лет девять как похоронена.

— Как похоронена? — опешил Степан. — Или тоже, как и меня, в черный список «врагов народа» занесли?

— Нет, умерла она через год, как тебя лишилась, — ответил Горовой, пряча глаза. — Болезнь свела в могилу Глашу твою.

— А дети? Сыновья мои где? — всполошился Степан.

— О них не беспокойся, — вздохнул Дмитрий Андреевич. — Их брат твой забрал. Когда придет время, сам найдешь их.

Не говоря ни слова, Калачев схватил со стола бутылку коньяка и опустошил ее до дна.

* * *

Степан вернулся в барак к полудню, постоял у входа, глубоко вдыхая полной грудью влажный таежный воздух. В сенях он столкнулся с дневальным Махмудовым:

— Из столовой идешь, бригадир?

— Нет, от коменданта.

— Совещались?

— В карты резались, — со сдержанным раздражением буркнул Степан.

Махмудов шмыгнул носом и часто заморгал:

— Ты что, сердишься, бригадир? Я же только…

— Нюх потерял, — огрызнулся Степан и прошел мимо.

Ему хотелось побыть в одиночестве и осмыслить разговор с Горовым от начала до конца. Он заперся в каптерке. В помещении было холодно, изо рта выходил белый пар, а слой инея серебрился на потолке и на стенах.

Калачев долго ворочался на жестком матраце, кутаясь в тонкое одеяло. Мысли, тесня одна другую, проносились в голове. Снова и снова слышались слова полковника Горового: «Нету Глаши твоей…» Он пытался представить себе ее образ, могилку… А как там сыночки? Как относится к ним Василий? Увидеться бы с ними, поговорить, обнять, прижать к груди.

Степан не сомневался теперь, что необходимо отбросить все обиды и посильно помочь стране. Его место на передовой: на фронте, или во вражеском тылу, не важно. Бороться с врагом можно везде. Дмитрий Андреевич точно сказал: «Воевать надо там, куда назначили. Наша общая задача победить оккупантов, а как и чем их бить, уже не важно!» Все так, все правильно…

Утром Горовой уедет, а ему предстоит проделать долгий путь по тайге, «в побеге». Именно так он должен покинуть поселок, чтобы добраться до места назначения в шкуре «заклятого врага государства»! «И чтоб комар носа не подточил! — сказал полковник, прощаясь. — Тебя объявят в розыск, а это будет самая лучшая характеристика для тех, кто тебя, возможно, встретит»! Степан пытался выудить побольше о цели задания, но Дмитрий Андреевич лишь пожимал плечами: «Меня в такие тонкости не посвящали. Узнаешь все там, куда прибудешь!»

Наконец Калачев заснул. Снились разные, ничего не значащие вещи. Но, пробудившись среди ночи, Степан вдруг почувствовал, что лицо у него мокро от слез.

Сон перенес его на родину, в Оренбург. Он с женой и сыновьями гуляет по берегу Урала. День праздничный, играет музыка. Глаша присела, взяла в руку камешек и швырнула его в воду. «Вот такая она — жизнь человеческая, — сказала она. — Сначала круги маленькие и сильные, а потом они становятся все больше и слабее, пока не исчезнут совсем!» Степан не смог сдержать слезы. «Вот тебе раз? — забеспокоилась Глаша и поднесла платочек к его глазам. — Вытирай скорее, пока сыновья не увидели!». «Ничего, пусть поплачет! — прозвучал за спиной чей-то мужской голос. — Я заберу его с собой, и ты своего мужа больше не увидишь!»

Калачев задрожал, услышав этот зловещий голос. Степан не видел человека, стоявшего за спиной, но был твердо уверен, что именно ОН исковеркал его жизнь, превратив своей злой волей в опозоренного изгоя. И что самое удивительное, он узнал этот голос, только никак не мог вспомнить, кому тот принадлежит! Степан попробовал обернуться, чтобы увидеть лицо говорящего, но тело его будто окаменело, а ноги приросли к речному песку.

Затем каруселью закружились какие-то другие, совсем нелепые сны, а чуть позже все отошло в сторону, и Степан провалился в мрачную пустоту.

Васька Носов проснулся с головной болью и томительным, гнетущим сознанием чего-то непоправимого. Он старался уверить себя, что все обойдется, как и раньше, но сомнения не отступали. Сквозь головную боль ясным проблеском прозвучали слова Петра, полицая и собутыльника: «Влез ты, Вася… По самую макушку в дерьмо вляпался!»

«А ведь и правда вляпался», — думал он тоскливо, наливая в стакан самогон опохмелиться. Как выпутаться? Кто подскажет? Желал для себя лучшей жизни, обогатиться жаждал, золото скопцов найти… А что вышло? Ничего! Кто он теперь? Больной, никому не нужный изгой и прислужник фашистов. Люди ненавидят и плюются вослед. Ночью он боится спать и тем более показываться на улице. Разве это жизнь? Разве об этом мечтал когда-то? Всякий свой поступок, каков бы он ни был, Васька считал правильным и никогда ни перед кем не отчитывался за содеянное. А что теперь? Теперь он только и делает, что осматривается с опаской. В душе еще теплится чувство превосходства над окружающими, но… былая удаль возвращается, лишь когда мозг туманят самогонные пары. Вот тогда он показывает власть над сельчанами.

Воспрял духом Васька только с приходом в поселок немцев. У него снова появилась надежда на перемены в жизни, и он не задумываясь предложил оккупантам свои услуги. Получив должность начальника поселковой полиции, Носов ходил по улицам широко и вольно, как барин. Но он не просто честно оправдывал оказанное доверие, а самозабвнно искал тех, над кем мог бы сполна проявить свою власть. А однажды…

Это случилось в первый год оккупации. Будучи навеселе после обильной выпивки, Васька в сопровождении подчиненных, важно шествовал по центральной улице поселка. Вдруг он увидел «подозрительную личность», которая попыталась от них улизнуть в проулок. Носов почувствовал, как закипела внутри кровь, как зачесались руки. Его собутыльники-полицаи сразу же оценили желание начальника и, очертя головы, бросились ловить нарушителя.

Когда жертву подвели к Ваське, он едва не подпрыгнул от радости, узнав своего давнего недоброжелателя, бывшего участкового Григория Карцева. Этот человек портил ему жизнь чуть ли ни с первого дня появления в поселке.

— Вот сегодня мне по-настоящему везет! — крикнул весело Васька и, сняв с плеча карабин, ударил прикладом Карцева в грудь.

Григорий упал на землю и скорчился у ног полицаев.

— Ну, падла, держись! — загоготал Носов и принялся избивать своего недоброжелателя ногами, втаптывая его в жидкую грязь. — Я тебе всегда не нравился! — орал он как одержимый. — А вот зыришь, как получилось-то? Ты всегда меня целился с грязью смешать, а сейчас сам в ней барахтаешься, сука краснопузая!