Каждый понимал, что сражаемся мы не за город – за целый мир.

Перераспределив флот, Кортес направил каждому корпусу бригантины, которые топили и опрокидывали лодки мешиков, облегчая нам путь по дамбе. Но сопротивление было столь яростным, что мы увязли в боях.

Враг беспрестанно делал вылазки. Имея возможность постоянно пополнять свои ряды свежими силами, мешики не давали нам вздохнуть ни днем, ни ночью. Доставалось и пехоте, и коннице, что была почти бесполезна на дамбах, и бригантинам. Нередко весь неприятельский обстрел направлялся именно на корабли.

Случалось и такое, что враг ночью отбирал то, что мы захватили днем. А отобрав, возводил новые укрепления, перекапывал и перерезал дамбу, заставляя нас тратить силы на то, чтобы вернуть уже однажды завоеванное. Часто перекопы маскировались легкими досками с тонким слоем земли, и на следующий день, в пылу сражения, мы падали в ямы. Упавших же, если они были живы, вытаскивали мешики, чтобы отдать своим богам.

Вскоре хитроумный Куаутемок придумал, как причинить вред бригантинам. Он велел вбить в дно озера множество свай, которые бы не доходили до поверхности воды. И бригантины натыкались на сваи, как на рифы, получали пробоины, а одна и вовсе застряла. Освободить ее вышло с превеликим трудом.

Когда стало ясно, что дневные наши наступления ничего почти не дают, кроме потерь, было решено перенести лагерь с суши на саму дамбу, в место, где она несколько расширялась. Там имелась площадка с несколькими башнями с идолами, которую мы уже захватили. Конечно, для всех нас крова не хватало, и большинство должно было ночевать под открытым небом, несмотря на дожди, холод или изнуряющую жару. Тлашкальцы и всадники остались на суше, в прежних квартирах при Тлакопане, чтоб обезопасить нас от нападений с тыла, а мы всю свою энергию отныне могли сосредоточить на продвижении вперед. Было решено идти, пока мы не доберемся до пригородов Мешико.

И мы шли. Медленно, выгрызая каждый клочок дороги. Мы засыпали промежутки в дамбе камнями, употребляя на это разрушенные дома и святилища. Мы исправляли каждое укрепление. Мы ставили охрану на мосты. Иногда мы ночи напролет не смыкали глаз, а наутро вынуждены были сражаться. Снова лишь сила веры в Господа нашего и в мудрость Кортеса не позволяла нам отступить.

Работа крутилась сутки за сутками, без устали и перерывов: то сражения, то мелкие стычки, всегда на холоде, дожде, всегда с пустыми желудками, в грязи, не снимая одежды и доспехов.

Это было тяжкое время для всех. Мешики пытались опрокинуть нас. Мы пробовали изничтожить мешиков или хотя бы обрезать им поставки продовольствия. Нам удалось разрушить водопровод, однако лодки, сновавшие по озеру и днем, и ночью, привозили в город достаточно продовольствия. Мы же голодали. Но, несмотря на все трудности, наступление продолжалось.

Однажды Куаутемоку почти удалось остановить его. А вышло вот как: индейцы сделали громадный пролом в дамбе между нашим головным отрядом и городом. Возле пролома с обеих сторон вбито было множество свай, которые не позволили бригантинам подойти близко. Также всюду были усилены войска мешиков, а значительный отряд искусно спрятан.

Итак, поутру мы проснулись и обнаружили, что окружены со всех сторон. В тылу наши всадники и тлашкальцы быстро справились с врагом. Нам удалось его опрокинуть на дамбе и обратить в бегство. Но оказалось, что бегство это притворно. В пылу сражения мы зашли слишком далеко, как вдруг спрятанный отряд ударил по нам. И мы оказались так крепко вклиненными в неприятеля, что нельзя было двинуться ни назад, ни вперед. С великим усилием удалось начать отступление, но тут пред нами встал пролом в дамбе, через который пришлось перебираться. Мы плыли и шли по грудь в воде, по скользким камням, зная, что если упадем, то подняться уже не сумеем. То тут, то там падали мертвые и вскрикивали раненые. Лодки мешиков сновали, выхватывая людей, как волки выхватывают овец из стада, а бригантины ничем помочь не могли из-за свай, на которые они уже напоролись.

Та победа придала мешикам уверенности, но в самой войне ничего не переменилось. Текли дни и ночи, сутки за сутками. Жизнь на всех трех дамбах была одинаковой. С наступлением сумерек мы теснее смыкались, выставляли очередной охранный отряд, а затем перевязывали раны и старались отдохнуть. С вечера же бригантины начинали обход озера и ловлю лодок.

Днем мы возобновляли продвижение. Упорство и успех постепенно передавались и нашим союзником, число которых росло. Так, понемногу вступили с нами в союз Истапалапан, Уицилопочко, Кулуакан и Мискик. Они поставили свежие силы, каковые были весьма и весьма нам необходимы.

С ними продвижение по дамбе продолжилось. То и дело мы брали небольшие святилища идолов, дома и другие постройки, множество мостов. Сколько ни устраивал враг проломов и промежутков, мы тщательно заполняли их необожженным кирпичом и бревнами из только что захваченных строений. Близость цели придавала сил, и вот наступил день, когда труды наши увенчались успехом: подступы к самому городу открылись, ибо мы могли покинуть дамбу и ступить на сам остров.

Тогда Куаутемок испробовал последнее средство. Две ночи напролет производил он отчаянный штурм всех трех дамб, а когда тем не менее ничего не вышло, он на третий день все свои силы сосредоточил на нас. Разгорелся небывалый бой. И ярость наступления была такова, что мы едва не дрогнули и готовы были бежать, однако появление бригантин вновь позволило отбросить мешиков. Перебито их было великое множество, а четверо особ знатных взяты в плен. В ту ночь мы поняли, что безумный план наш удался. Вот-вот падет Мешико, подобно перезревшему плоду, в руки Кортеса. И опьянило предвкушение победы. Усталые, но счастливые, легли мы спать.

А проснулся я уже в лесу, плененный дикарем Тлауликоли по прозвищу Ягуар. И о том, что произошло дальше, не знаю. Хотя верю: Господь Бог ниспошлет победу Кортесу.

– Ниспошлет, – ответил мне Ягуар. – Я бы не ушел, будь у города хоть малый шанс.

Теули забирали жизни. Десятками и сотнями, отравляя воздух смрадом сгоревшего пороха. И случалось так, что многие тела не получалось вынести с поля боя. Они тонули в водах озера и гнили на берегах его, они разлагались, поили ядом и землю, и воду.

Пустели улицы Теночтитлана. Все меньше оставалось тех, кто способен был держать оружие. Однако сердца людей полны были отваги. Но что могли сделать они малым числом против объединенной армии? День за днем приближалась наша гибель. Шаг за шагом захватывал враг пути, сжимая город в кольцо.

И вот наступил миг, когда Малинче прислал своих людей с предложением сдаться.

– Прими мир, – сказали они Куаутемоку. – Прими мир и сохрани город. Твои воины хотят есть и пить. Твои запасы иссякают…

Это было верно, потому как теперь бригантины и лазутчики тлашкальцев плотно осадили Теночтитлан, не пропуская ни одной лодки со съестным. А водопровод был разрушен в самом начале осады, и всем приходилось довольствоваться дождевой водой. Из всех колодцев Теночтитлана лишь в трех была вода, годная для питья.