— И все-таки, — сказала она, — вы же не убиваете направо и налево? Вы приняли людей с их недостатками?

Я покачал головой, сам удивился, что мой голос звучит так непреклонно.

— Нет, не принял. Я служитель церкви, которая получила такого человека от языческого мира и теперь делает из него нечто более высокое. Просто это такая упрямая и тупая скотина, что за тысячу лет прогресс не очень-то заметен, но он есть, есть... Так что я отправлюсь на охоту, леди Беатриса. Но только потому, что там опасно, а я не хочу, чтобы с вами что-то случилось.

Она заколебалась, опустила голову, голос ее прозвучал едва слышно:

— Я буду окружена лучшими воинами Армландии. Но все равно спасибо.

— Пустяки.

Она слабо усмехнулась.

— Все-таки вы не очень умело отпускаете комплименты. Иногда настолько изысканные, что не сразу поймешь, а иногда... как вот сейчас.

— А что я сказал?

— Вы назвали меня пустяком, — обвинила она, но глаза смеялись, щеки порозовели, а пунцовые губы точно спелые ягоды черешни, так и просятся, чтобы я медленно и нежно взял их своими твердыми губами, ощутил их сладость и нежность...

Пауза затянулась, я в самом деле ощутил, что тянусь к ней, сдавил свое «я» так, что заверещало, тряхнул годовой.

— Прошу прощения, леди Беатриса... Я же говорил, что я из медвежачьего угла. Если комплимент удается, то нечаянно.

Ее сияющие глаза медленно погасли, из груди вырвался вздох, а через мгновение я услышал спокойный контролируемый голос:

— Я рада, что вы примете участие в Большой Охоте, сэр Светлый. Я хочу, чтобы все мои гости получили удовольствие от пребывания в моем замке.

В нашу сторону торопливо шел граф Росчертский, а за ним оруженосец и двое дворян. Граф на ходу сорвал шляпу и отвесил поклон, отчего мясистое лицо побагровело, словно с него содрали кожу. Дворяне остановились, уловив знак графа, торопливо свернули в другую сторону.

Я торопливо поклонился леди Беатрисе.

— Прошу меня извинить, леди. Передаю вас тому, кто умеет лучше говорить любезности.

Граф Росчертский сказал жирным густым голосом:

— Да-да, сэр Светлый, идите, идите, идите... Я позабочусь о прекраснейшей из ледей!

Я учтиво поклонился уже обоим и пошел дальше. Леди Беатриса, несколько задетая такой небрежной передачей из рук в руки, пару мгновений выжидала, я чувствовал ее взгляд на затылке, но я не вернулся, а пошел в дальний угол двора, заприметив гончара с его нехитрым станком.

Мальчишка принес в мешке сырую глину. Рядом с гончаром деревянное корыто, время от времени он запускал туда облепленную глиной пятерню и зачерпывал новую горсть. Я засмотрелся, как он мерно нажимает ногой на доску. Система ремней вертит перед ним столб с крышкой, а гончар только легко касается мокрой глины, и та мгновенно меняет форму, становясь то приплюснутой миской, то высоким кувшином.

Мне показалось, что гончар сам еще не решил, что сотворить на этот раз. Так бывает, когда заказа нет, а самому трудно решиться на что-то определенное: вдруг такого товара на рынке будет полно...

Я понаблюдал, в голове оформилось наконец понимание, почему я пришел именно сюда.

— Долго учился? — спросил я.

Он ответил с поклоном:

— Всю жизнь, ваша милость. И сейчас учусь.

— Ну да, новому надо учиться. Ты прав. Я хочу научиться делать чашку. Покажешь?

Он в великом удивлении даже глину выпустил из рук, и та стала расплываться лепешкой.

— Да зачем вам, ваша милость? Скажите, все сделаю!

— Да мне вожжа под хвост попала, — объяснил я. — Изволю — и все тут. Держи!

Я бросил ему золотой, он ловко поймал, несмотря на растерянность, испачканными в глине руками. Я жестом согнал его со стульчика, он торопливо уступил мне место, я осторожно опустился на ветхое сиденье.

Глина под моими пальцами сразу же начала менять форму, но я забывал давить на педаль, все останавливалось, гончар суетился вокруг, показывал и подсказывал, мимо проходили челядинцы и втихомолку улыбались. Прошли двое дворян, поулыбались, но, едва я бросил в их сторону грозный взгляд, торопливо сделали вид, что смеются над конюхом, неумело гоняющим лошадь.

Чашка начала получаться после получаса безуспешных попыток. Еще час я потратил на то, чтобы научиться делать маленькую чашку, большую и еще больше. Затем поставили сушить. Гончар рвался научить меня делать чашки для знатных господ, у меня талант делать глиняную посуду, я отмахнулся: сойдет.

Когда чашки высохли, я долго держал их в руках, запоминая все ощущения, все чувства, которые вызывают у меня прикосновения сделанного своими руками из простой глины, именно из простой, которая везде под ногами.

Леди Беатриса, то ли доложили, то ли случайно проходила мимо, хотя я в эти случайности плохо верю, с любопытством оглядела мои испачканные глиной по локоть руки.

— Готовитесь оставить рыцарское ремесло, сэр Светлый?

— Заметно?

— Еще бы!

— Может быть, — сказал я с задумчивости, — и стоит... Сниму доспехи, уйду в скитания, как святой отшельник, буду питаться подаянием... Стану святым, будете мне поклоны бить.

Она поморщилась.

— А зачем ремесло гончара?

— А если на халяву не покормят, — рассудил я, — смогу заработать!

— Вы практичны, сэр Светлый, — сказала она с отвращением. — И слишком предусмотрительны. Такие святыми не становятся.

— А какие?

Она в затруднении наморщила лобик.

— Святые... это такие же неистовые, как и лучшие из рыцарей! Они не думают о том, покормят их или не покормят, они идут на подвиги с чистым сердцем без страха и мыслей об отступлении!

— Ну, совсем как я, — сказал я гордо. — Леди Беатриса, вы в меня уже влюбились?

Она скривилась, будто хлебнула уксуса, да еще и в говно вступила, отвернулась и пошла прочь. За нею, хихикая и стреляя глазками, пошли ее благородные девицы и еще целая толпа рыцарей и вельмож.

Я пошел к колодцу, там мне полили на руки, смывая глину, поулыбались над причудами лорда. Пока я вытирался, появился сэр Растер, огромный и толстый, как тролль, пошел через двор, угрожающе растопырив локти и поглядывая по сторонам.

Увидев меня, небрежно махнул рукой. Я посмотрел вслед леди Беатрисе, они направились к широкой скамейке под сенью раскидистого дуба, граф Росчертский собственной шляпой смахнул опавшие листья. Леди Беатриса поблагодарила кивком, и, едва она села, все постарались расположиться к ней поближе: кто сел рядом, кто встал за спиной. Граф Росчертский и барон Байер вообще преданно сели на землю у ее ног.

Я поинтересовался: