Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рейчел почти не уклонилась от истины:
– Понимаешь, он подрался с моим мужем в баре, по пьянке.
– Да ну!
– Актеру прилично досталось, мне теперь неудобно. Хочу извиниться за мужа.
– Слушай, а они сцепились не из-за тебя?
– В общем, да, вроде того.
Рейчел надеялась, что инстинкт подсказал ей верный ответ.
– Знаешь, пора тебе снова выходить в свет, дорогая, и завоевывать сердца, – резюмировала Фелисия Минг.
Рейчел принужденно рассмеялась:
– Именно это я и собираюсь сделать.
– В каком он сейчас театре? – спросила Фелисия.
– «Лирик стейдж».
– А зовут как?
– Эндрю Гэттис.
– Секундочку.
Пока Рейчел ждала ответа, мимо нее прошел бездомный с собакой, и она вспомнила, как Брайан пожертвовал свой плащ в парке человеку, который нуждался в нем больше. Она дала бездомному десять баксов, потрепала собаку по загривку, и тут раздался голос Фелисии:
– Он живет в Деманже, это дом со служебным жильем в Бэй-Виллидж. Записывай адрес. Слушай, раз ты вернулась к жизни, может, встретимся, выпьем чего-нибудь?
– С удовольствием, – соврала Рейчел, испытывая угрызения совести.
Двадцать минут спустя она уже стояла перед домом в Бэй-Виллидж и звонила в квартиру Гэттиса.
– Да? – раздался нетрезвый голос в переговорном устройстве.
– Мистер Гэттис, это Рейчел Делакруа.
– Кто?
– Жена Брайана. – Последовала такая длинная пауза, что она добавила: – Мистер Гэттис, вы меня слышите?
– Вам лучше уйти.
– Я не уйду. – Она сама удивилась железному спокойствию, с которым произнесла это. – Буду ждать внизу, пока вы не выйдете. А если улизнете через черный ход, я приду вечером в театр и закачу сцену во время представления. Так что…
Прозвучал сигнал, и дверь открылась. Рейчел взялась за ручку двери и вошла в дом. В вестибюле пахло лизолом и линолеумом, а на площадке второго этажа – индийской едой. Она посторонилась, пропуская женщину с фыркающим французским бульдогом на поводке, который показался ей помесью мопса с вомбатом.
Гэттис стоял в дверях квартиры номер двадцать четыре. Его растрепанные седые волосы пожелтели от никотина. Пригласив Рейчел зайти, он завязал их в узел на затылке. Планировка была бесхитростной: справа – кухня и гостиная, слева спальня и ванная. Окно гостиной выходило на пожарную лестницу.
– Кофе? – спросил Гэттис.
– Да, конечно. Спасибо.
Рейчел села за маленький круглый столик у окна. Гэттис поставил на стол две чашки кофе, сахарницу и картонную упаковку с сухим молоком. При утреннем освещении он выглядел еще хуже, чем в субботу, когда напился вдрызг: кожа шелушилась, по бокам носа выступали розовые и синие вены, похожие на электрические разряды, глаза слезились.
– Через час репетиция, а я должен еще принять душ. Так что давайте прямо к делу.
Она отпила кофе.
– Вы с Брайаном играли в одном театре.
– И с Калебом тоже, – кивнул он. – У Брайана был прирожденный талант, я такого не встречал ни до, ни после. Мы были уверены, что Брайан станет настоящей звездой, но он умудрился профукать свой шанс.
– А что случилось?
– Ну, во-первых, ему не хватало терпения. А во-вторых, черт его знает, может, он относился к этому не слишком серьезно, потому что ему легко все давалось? Не знаю. Помню, он всегда был злым. Злым и неотразимым. Прямо-таки романтический герой. Девицы сходили по нему с ума, не в обиду вам будет сказано.
Рейчел пожала плечами и сделала глоток. При всех своих недостатках Эндрю Гэттис варил отличный кофе.
– А из-за чего он был злым?
– Из-за своей бедности. Брайану приходилось работать и работать. Мы торчали в школе от восхода до заката. Уроки актерского мастерства, уроки танцев, уроки импровизации, уроки импровизационного движения. Мы учились сочинять пьесы, осваивали сценографию и режиссуру, занимались постановкой голоса, отработкой речи, а еще – александровской техникой:[50] это умение полностью владеть своим телом и пользоваться им как инструментом. Слияние движения и воли. Нешуточный труд. К шести вечера глаза уже не видели ничего, все мышцы ныли, в голове стучало. Сил хватало только на то, чтобы добрести до постели или до бара. Но не у Брайана. Он тренировался до двух ночи, а в семь утра опять приступал к занятиям. Большинству из нас было лет двадцать пять или около того, и энергии было навалом, но Брайан удивлял всех. А когда его выперли из театра, все его труды пошли насмарку.
– Брайана выперли из «Тринити»?
Гэттис кивнул и сделал большой глоток.
– Думаю, он нюхал кокс или кололся, чтобы сохранять работоспособность. Во всяком случае, на втором курсе он становился все резче и раздражительнее. Был у нас такой преподаватель, Найджел Роулинс, бестолковый придурок. Он считал, что студента надо сначала сломать и потом создавать из него актера, но я всегда подозревал, что ему просто нравилось ломать человека, а создавать он ничего не умел. Он прославился тем, что его ученики вылетали из школы один за другим. Однажды утром он набросился на единственного студента, который был беднее Брайана и при этом не обладал даже десятой долей его таланта. Так вот, в то утро они репетировали сцену в мужском туалете, и, насколько я помню, этот бездарный студент должен был произнести монолог о прочистке засорившегося унитаза. Но у парня ничего не вышло, кроме гребаного словоблудия. Найджел тут же завелся. Он кричал, что парнишка – дерьмовый актер и дерьмовый человек, несчастье для отца и братьев, позор для всех, кто, на свою беду, подружился с ним. Он и до этого месяцами изводил беднягу, но тут превратился в сущего Терминатора. Студент умолял Найджела о пощаде, но тот оседлал своего любимого конька, в ярости кричал, что мальчишка – волосатый кусок дерьма, забивший сточную трубу. Он, Найджел, просто обязан на хрен вытурить парня из школы, прежде чем тот утянет остальных в эту забитую трубу. И тут на сцене появляется Брайан с вантузом – не сценическим реквизитом, а с настоящим, еще мокрым от мочи. Никто даже не заметил, как он вышел. Он повалил Найджела на спину, накрыл вантузом его нос и рот и начал прокачку. Найджел попытался схватить его за ноги и скинуть, и тогда Брайан так врезал ему по физиономии, что было слышно даже в задних рядах. Он орудовал вантузом, пока Найджел не потерял сознание. – Эндрю откинулся на спинку стула и допил кофе. – На следующее утро Брайана выставили из школы. Он занялся доставкой пиццы в Провиденсе, но, видимо, не слишком-то хотел раздавать выпечку за пару мятых бумажек людям, с которыми раньше выпивал. Однажды он исчез из города, и лет девять, наверное, я ничего о нем не слышал.