Она заглянула мне в глаза:

— Бракиэль, тебе не кажется, что люди чересчур все усложняют?

— Например? — Я старался на нее не смотреть, хоть и очень хотел: она была прекрасна, но я и так едва сдерживал возбуждение.

— Например, в любви, — сказала она. — Все препятствия между мужчиной и женщиной не существуют на самом деле, они придуманы людьми. Как та одежда, которую мы сняли.

— Одежда существует объективно, — возразил я.

Нааме пихнула меня кулачком в грудь:

— Зануда. Но ведь мы можем снять ее в любую минуту, правда?

— В любую не можем, — снова не согласился я. — Если я разденусь во время занятия, как минимум меня не поймут.

Нааме рассмеялась:

— Ты невозможный зануда, Бракиэль. Вижу, что с тобой надо говорить по-другому.

— Как?

— Ты хочешь меня поцеловать? — спросила она.

Я кивнул, чувствуя, что заливаюсь краской.

— Так почему не целуешь? Или ждешь, что я начну первой? Но я хочу, чтобы именно ты…

Не дослушав, я обнял Нааме и припал к ее губам. Я так боялся, что это продолжение моего сна…

* * *

В космосе есть огромное преимущество — там всегда звездная ночь.

— Внизу у нас всегда день, — сказала Нааме, будто прочитав мои мысли, — а здесь — вечная ночь. Интересно, сколько времени прошло?

— Не знаю, — ответил я, гладя ее по спине, от плечей к пояснице, — а это важно?

— Пора возвращаться, тебе нужно отдохнуть. Да и мне тоже.

— Я чувствую себя бодрым, — возразил я.

— Это адреналин, — покачала головой Нааме. — Потом будет откат, завтра оценишь.

— У тебя было много мужчин? — спросил я.

— Ты тоже не новичок в любви, — хмыкнула она.

— Надин, — обратился я к ней тем именем, что услышал во сне. — Кто ты?

— Ты знаешь мое имя. — Она зевнула. — Кто тебе сказал?

— Лорд. И он сказал, что у тебя тысячи имен.

— Лорд в своем репертуаре, — подтвердила Надин-Нааме. — «Тысячи имен, тысячи лиц, тысячи мужчин»… Старый пердун.

— Не такой уж он старый, — возразил я.

— Ты даже не представляешь, какой он на самом деле древний, — ответила Нааме. — Где это Лорд с тобой разоткровенничался?

— Во сне, — признался я.

На миг ее лицо… застыло, на нем появилось выражение тревоги.

— Вот как… И что еще было в этом сне?

— Планета. С ледяными небесами и древними руинами, занесенными снегом.

— Бракиэль, — она провела кончиками пальцев по моей груди, — Глядящий-в-небо. Не думай об этом пока.

— А разве можно заставить себя не думать? — спросил я.

— Можно. Все можно. В конце концов, я с тобой и останусь с тобой в обозримом будущем. Тебе этого мало?

— Мало, — признался я. — Мне бы хотелось, чтобы ты была со мной всегда.

— Я не знаю слова «всегда». — Она поднялась на ноги. — Я знаю слова «вчера», «сегодня», «завтра», а «всегда» для меня слишком абстрактно. Не говори мне «всегда», не говори о любви — и наше завтра будет снова и снова.

— Хорошо, — согласился я, собираясь одеться. Она, подойдя сзади, остановила мою руку.

— Погоди, — прошептала Нааме, прижимаясь грудью к моей спине. — Не сейчас. Еще есть время. Еще можно не спешить…

Я обернулся к ней, привлекая ее к себе.

— Возьми меня на руки, — попросила она. — Я хочу думать, что ничего нет: ни этой станции, ни базы, ни Земли — только я и мой Бракиэль…

Эта часть базы была необычной: она вплотную примыкала к тому, что Лорд называл «Вавилонской башней», и относилась именно к ней, то есть представляла собой помещения настолько древние, что в голове не укладывается. От тех времен в полсотне совершенно одинаковых довольно больших комнат не осталось ничего.

У нас было любимое место — Ложе Королей. Оно стояло в пустынном сводчатом зале и представляло собой возвышенность футов десять в длину и футов восемь шириной. Мы притащили туда большой матрац и двойной спальник…

Я по-прежнему звал ее Нааме, хотя первым ее именем было Надин. Я по-прежнему почти ничего не знал о ней. Нааме научила меня жить сегодняшним днем. Не заглядывать в туманное завтра, не вспоминать удаляющееся вчера. Хорошо или плохо может быть только здесь и сейчас, и надо стремиться, чтобы именно сегодня было хорошо…

Я отвлекся. Это одно из свойств любви — она рассеивает внимание. Нааме взяла с меня обещание, что я не буду думать о ней в период обучения.

— Ты должен быть сосредоточен, — повторяла она. — То, что вы изучаете, важно. Вам предстоит противостоять огромному, агрессивному миру, вам предстоит встретиться с такими угрозами, о которых вы и понятия не имеете, а неизвестность многократно увеличивает страх. Нет хуже врага, чем страх, это единственный настоящий враг человека. Кто испуган, тот уже мертв.

Я искренне старался выполнять обещанное, зная, что награда более чем щедра. Нааме — это тысяча моих женщин, каждая из которых — та самая, единственная, любимая. Потому, когда я не с ней, я произвожу впечатление зацикленного на учебе ботана, что дается мне легко — мне нравится поглощать знания, осваивать новые умения, раскрывать грани своих сверхспособностей.

В каждом из нас заложено намного больше, чем нам кажется. Какие-то силы подвластны любому из участников Проекта, какие-то могут в разной степени проявляться у разных ребят, а что-то уникально. У меня уникальной способностью является «телепатическая астрономия» — я знаю о том, что происходит в Солнечной системе до самого Пояса Койпера практически все. Одной из моих удивительных находок я поделился только с Нааме — оказывается, планета, которую я видел во сне, действительно существует, и она очень странная. В чем заключается странность, долго говорить, но я чувствую исходящую от нее угрозу и то, что она сыграет особую роль в моей жизни. В жизни всех участников Проекта.

Нааме косвенно подтвердила это, но подробностей не рассказала.

Так вот, вернусь к тому, с чего начал: те помещения, о которых я говорил, отданы кураторами каждой из цепочек — их у нас как раз пятьдесят. Ребята превратили их в свои штаб-квартиры. И одна из таких «штаб-квартир», куда я как раз направляюсь, принадлежит «моей» цепочке.

Почему я взял это слово в кавычки? Все просто — своим для ребят я так и не стал, и даже больше: с каждым днем трещина между нами все углубляется. Моей вины в этом нет — я ребятам ничего плохого не сделал. Но они мне не доверяют — больше всех Призрак и Леди Лёд.

Я постучал в дверь. Это базовый этикет — без стука в «штаб-квартиру» могут войти только ее участники. Формально я имею на это право, но… но лучше перестраховаться. Створки разошлись, и я оказался внутри. Остальные уже были на месте — сидели на выращенной базой мебели и выглядели так, словно я прервал оживленное обсуждение. Один только Призрак был занят, что-то настраивая в своем Цезаре, который за прошедшие две недели из мотороллера превратился в какую-то невообразимую конструкцию, даже по меркам базы довольно футуристического вида. При виде меня Цезарь свернулся в клубок, прикрыв «внутренности» выдвижными панелями.