С 11 по 14 января 1945 года армия передислоцировалась из района Каменки на Магнушевский плацдарм для перехода в наступление совместно с 8-й гвардейской армией генерала Чуйкова.

Согласно планам наш дивизион был привлечен к артподготовке на участке прорыва, осуществляемого 8-й гвардейской армией. Для уточнения деталей меня вызвали в штаб артиллерии 49-го стрелкового корпуса. Штабисты работали в поте лица, но нам участок еще не был определен. В связи с этим меня попросили подождать. Располагая временем, я пообщался со многими офицерами, поинтересовался, где и как воевала армия. Конечно, меня в первую очередь интересовал генерал Чуйков — легендарная личность. Интерес к генералу я проявлял не случайно. Будучи еще курсантом Ленинградского артиллерийского училища, я был наслышан о Чуйкове. Муж моей старшей сестры Моти — Трофим Федорович Терешин — участник советско-финской войны, служил в 9-й армии, которой командовал тогда Чуйков. Как о командарме, он отзывался о нем весьма нелестно.

Что теперь говорят о Чуйкове? Я услышал о нем много баек и анекдотов. Например, как он ординарца себе подбирал, как ходил в атаку и даже о его отношениях с любовницами. Были и серьезные суждения: много значил Сталинград. 62-я, да и 8-я армия, которой с весны 1943 года командовал Чуйков, оставила свой след в истории Великой Отечественной войны.

На фронте мне все же довелось встретиться с Чуйковым, и я пытался понять, где во всех этих рассказах о нем правда, а где всего лишь байки. То, что Василий Иванович был крутым человеком, это точно. Среднего роста, крепкий, с крупным крестьянским лицом, на голове — густая черная грива волос. О его храбрости действительно ходили легенды еще со времен Сталинградской битвы. Сталин уважал генерала, хотя и знал о его грубости и разного рода выходках. Чуйков был из плеяды генералов, которые нередко работали палкой, кулаком и матом. Офицеры, даже старшие, боялись его как огня и старались не попадаться под горячую руку генерала-самодура. Во время войны он многих разжаловал, понизил в звании, не разобравшись подчас — виноват ли вообще офицер.

Василий Иванович слыл любвеобильным человеком, много раз был женат, но в армии женщин не терпел. К концу войны в связи с большими потерями на фронте «слабый пол» все чаще стал появляться в штабах. Это были радистки, телефонистки, писари, машинистки, о медиках уже и говорить не приходится. Но в штабе Чуйкова не было ни одной женщины. Если генерал ехал с проверкой в корпус или дивизию, то там начинался настоящий переполох: к штабу в спешном порядке подавались крытые машины, в которые сажали дам и увозили куда-нибудь подальше, чтобы они не попадались женоненавистнику на глаза. Проходя по штабу и не заметив ни одной женщины, Чуйков одобрительно говорил сопровождавшему его командиру: «Вот это настоящий штаб, ни одной бабы. Правильно, так и должно быть!»

Такой противоречивой фигурой был Василий Иванович Чуйков, будущий Маршал Советского Союза…

В штабе артиллерии 49-го стрелкового корпуса, которому, наряду с другими соединениями, предстояло прорывать оборону противника, я получил наконец полную информацию о том, кого и где будет поддерживать огнем наш дивизион. Артподготовка — по плану, все остальное будет зависеть от хода боевой операции.

13 января 1945 года дивизион покинул выжидательный район и переправился через Вислу. В войсках, переправлявшихся на Магнушевский плацдарм, наблюдался общий подъем. И неудивительно. Солдаты видели, что война подходит к завершающей стадии, удар по фашистам будет крепким — вон сколько техники. Следовательно, потерь с нашей стороны будет значительно меньше.

Из штаба корпуса возвратился Юрий Гиленков. И первый мой вопрос к нему:

— Когда наступаем?

— Завтра, капитан, завтра!

В общих чертах командир дивизиона изложил задачу корпуса: нам предстояло форсировать реку Пилицу, захватить плацдарм, затем выйти к реке Бзура, в район Ловича — Кутно, в дальнейшем наступать на Познань и выйти к Одеру. Войскам предстояло проделать бросок в 130 километров. На все это отводилось 4 дня. Темпы наступления, можно сказать, небывалые. Да, мы научились воевать и воевали со знанием дела, хотя эта наука далась нам нелегко и платить за нее пришлось большой кровью.

В те дни перед наступлением нам, командирам среднего звена, не так уж много было известно о противнике, с которым мы должны были сражаться, хотя, конечно, разведка давала и нам общую информацию. Только после войны, когда познакомился с архивами, я был удивлен тому, что командование армии имело полную информацию об оборонительных рубежах немцев, их резервах, о численности и вооружении большинства крупных соединений.

С Магнушевского плацдарма нам предстояло преодолеть так называемый «Восточный вал». Это целая система обороны, в которую были включены старые немецкие крепости Познань, Кюстрин, Глогау и Бреслау. Далее шел Мезеритцкий укрепленный район с его многочисленными минными полями и ловушками. Кроме того, на пути наших войск было немало естественных препятствий — реки Палица, Варта, Одра, с полдюжины речек и болот.

Ночь перед наступлением для бойца и командира всегда бывает тревожной. Но поспать хотя бы несколько часов все равно надо. Закончив вместе с Гиленковым последние приготовления, я отправился перед сном подышать свежим воздухом. Обычно это была небольшая прогулка. Лес, в котором стоял дивизион, напоминал мне «берендееву сказку»: кроны деревьев засыпаны пышными шапками снега, морозный воздух прозрачен, дышал ось легко. Стояла тишина, лишь где-то вдалеке взлетали к небу осветительные ракеты. Завтра эту тишину разорвет рев моторов и грохот артиллерийских залпов. Как все нелепо в этом мире!

Ночь, на удивление, я спал спокойно. Утром, разбудил меня ординарец Василий Полеводин. Он уже успел вскипятить чайник и «сервировать» стол, на котором, кроме черного хлеба и банки тушенки, ничего не было. Стало быть, запасы из Дебицких складов закончились. Я порылся в походном ларце и обнаружил пачку трофейных галет. «Оприходовав» консервы и попив чайку, мы с Василием готовы были к бою. «Бивак» наш уже шумел на разные голоса: шофера прогревали моторы, слышались команды офицеров, шофер командира дивизиона ждал начальство. Гиленков появился, как всегда, подтянутый, чисто выбритый, словно он собрался на концерт, а не шел в бой. Сняв кожаную перчатку, он поздоровался со мной и сказал:

— Я — на КП к Дремову, связь прежняя — по радио. Денек у нас сегодня, несмотря на мороз, будет жарким. Ну, ни пуха ни пера!

Не успел я послать к черту свое начальство, как машина рванула с места, оставляя за собой снежную пыль.

Артподготовка началась, как и было запланировано, ровно в 8.00. Тишину разорвали залпы орудий разных калибров. Содрогалась земля. Тысячи снарядов, вычерчивая огненные полосы, разрывались на оборонительной линии противника. Над передним краем прошли штурмовики и бомбардировщики, сбрасывая свой смертельный груз.

Вскоре в бой вступил и наш дивизион. Мы дали несколько залпов по запланированным целям и ушли с огневой позиции. Непрерывный обстрел первой линии обороны противника продолжался полтора часа.

Армия Чуйкова уже прорвала оборону противника и ушла вперед на 10–15 километров от переднего края. Обгоняя пехоту, в бой пошли танки передового отряда нашего корпуса: бригада Темника, 400-й самоходный полк полковника Хватова, две батареи зенитного полка, саперный и понтонный батальоны, за ними выстроился в походную колонну наш дивизион.