– «На кой мне ляд уныние, натешусь вдосталь ныне я», – пел Долецаль, подладившись к бравурной мелодии польки, которую играл оркестр. У просцениума, среди кружившихся в танце пар, стоял седовласый мужчина и лишь вытягивал руки в сторону своей юной партнерши и тут же отводил их назад, словно тренируясь в работе с лыжными палками. Его партнерша на первый взгляд казалась обнаженной. Платье было почти невидимым. Она раскачивалась всем корпусом и совершала при этом какие-то странные движения, будто налегала на весла. Когда в рядах танцующих возникал просвет, можно было разглядеть, что на ней все-таки что-то надето.

– Вы опять что-то заприметили? – спросила Долецаль-старшая.

– Ах, эта! Она лишь готовит себя к предстоящему счастью.

– Скорее, готовит к счастью его, – сказал Долецаль. – И завтра он снова запрыгает, как кенгуру.

– На все есть своя медицина, – согласилась супруга. – Приходит Навратилиха к госпоже Поспишил. Ах, говорит, какой кругом прогресс, госпожа Поспишил! Нынче на все есть своя медицина. От солей лечат в солярии. Вспухнут вены – идут к венерологу. Расстройство желудка – к дерматологу. А заболит моченой пузырь – надо идти к писиатру.

– А знаете такой анекдот? – подал голос сам Долецаль, когда все повернули головы в сторону императорской ложи, где в этот момент канцлер Австрии тряс руку канцлера Германии, указывая другой рукой на зал, словно хотел сказать: «Если немцы соскучатся по празднику на широкую ногу, милости просим и Вену». – Австрийский бундесканцлер спрашивает немецкого: как это вам удается? У вас все правительство говорит одним языком, а у нас каждый – свою ахинею. Немецкий бундесканцлер отвечает: я задаю людям вопрос: «Скажите, что это за человек, который приходится братом моей сестре, а мне не брат?» Если спрошенный отвечает: «Это вы, господин бундесканцлер», он может стать членом правительства. Тогда австрийский канцлер решил на ближайшем заседании кабинета задать тот же тест. Смущенное молчание. Тогда пришлось самому отвечать: «Не могу сказать почему, но по каким-то причинам это – немецкий бундесканцлер».

Глядя на старика Долецаля, которого до слез смешили собственные анекдоты, невозможно было удержаться от искушения посмеяться с ним за компанию, даже если приходилось в двадцатый раз слушать одно и то же.

– Как продвигается твое наступление на Восток? – спросил я Монику.

– Если отведут вражеские войска, – ответила она, – я покорю Кавказ. Уже изучаю ситуацию. Наибольший интерес представляет южная часть, транскавказская территория. На побережьях Черного и Каспийского морей плодоносит практически все. У мандаринового бизнеса есть еще кое-какие перспективы. Если дело заладится, израильские, итальянские и испанские цитрусовые, скорее всего, будут потеснены кавказским товаром. Проблема в том, что там живут мусульмане. А у меня никакого опыта общения с ними. С другой стороны, за ними будущее. В деловом отношении интересны также армяне. Но они – христиане, и в этом регионе у них в ближайшем будущем нет шансов. В Азербайджане набирают силу иранские муллы, а я им не доверяю. Остается маленькое государство Аджария. Оттуда я на сегодняшний день получила восемь автопоездов. Все – с первоклассным товаром. Особенно хорош инжир. Он лучше турецкого. Но девятый автопоезд так и не пришел. Турки говорят, будто его перехватили лазы или курды. Мне что-то не верится. Все указывает на то, что турки сами хотят перекрыть мне канал. И упорно не желают помочь докопаться до истины. Особенно жалко шофера, у него семья. Уже три месяца, как он бесследно исчез. Я наняла частного детектива. Автопоезд, насколько я знаю, отбыл из Батуми полностью загруженный и поехал по направлению к Турции.

– И ты свернула этот бизнес?

– А что мне оставалось? Но я не сдаюсь. Недавно я была в Ингушетии. Это – маленькая страна, зажатая между Северной Осетией и Чечней. Трудная выдалась поездка. Ни одна венская турфирма не объяснит тебе, как туда добраться. В Ингушетии сто пятьдесят тысяч жителей и два крупных промышленных предприятия. Я бы сказала, вся страна ждет, когда можно будет поставлять мне фрукты и овощи. Не знаю только, сумею ли решить проблему транспортировки. Из-за плохих дорог на Большом Кавказе путь через Грузию практически невозможен. Остается Россия. Но русские не очень-то жалуют ингушей. Это меня не удивляет. Ингуши вооружены чуть ли не поголовно. В их столице Назрани рядом с шоссе ты увидишь рынок оружия. Там купишь все, что хочешь, – от пистолета до боевого вертолета. Купленные там за смешные деньга несколько «Калашниковых» – подарок, который безотказно подействует на любого градоначальника. И не успеешь оглянуться, как у твоей двери уже стоят малоземельные крестьяне со своими продуктами. Есть над чем подумать. Ингушетия – государство, которое в экономическом плане никому не нужно. Стало быть, его беру я. Они выращивают то, что как раз подходит мне. И когда у них наконец появятся деньги, они смогут настроить себе домов, а не копить оружие.

Ян Фридль объяснял чете Долецалей, что больше всего он любит анекдоты без эффектной концовки. Госпоже Долецаль захотелось услышать таковой. Ян Фридль не заставил себя ждать.

– На дереве сидела кукушка. Шел дождь, и ружье охотника стало мокрым.

– Но здесь же есть концовка, – сказала Долецаль.

– Неизвестно, однако, что она означает, – отвесил Ян.

Пожилой даме не терпелось ее найти.

– Из мокрого ружья нельзя стрелять, – заключили она.

– Тогда во время дождя невозможны войны, – объяснил Ян. – Соль анекдота, наверное, в том, что вещи меняются, нарушая привычный порядок, это как в стихах с акрофонической перестановкой.

Они начали читать такие стихи. Ян Фридль пробудился к новой жизни. До полуночи оставалось совсем немного, и мне пришлось откланяться.

– Ты же пропустишь сюрприз, – сказала Моника.

– Увы, но к часу я буду здесь.

Вдогонку она напомнила:

– К тому времени будет и наш гость. Ты обещал представить нам свою диву.

В коридоре я чуть не столкнулся с отпрысками императорской династии. Вместе с двумя какими-то принцессами они, очевидно, направлялись в артистический бар. Люди встали шпалерами, склоняя головы перед проходящими особами и восклицая:

– Ваше императорское высочество!

На стройплощадке произошли новые стычки с инородцами. Бригадир колотил их почем зря. Похоже, он совсем забыл о своем намерении не привлекать к себе внимания. Ночью я спросил Нижайшего, как нам быть. Он сказал:

– Муравейник не уничтожишь булавкой, накалывая на нее каждую букашку. Армагеддон не имеет ничего общего с драками. Армагеддон неизмеримо выше.

На следующий день я старался объяснить Бригадиру, насколько неразумно размениваться на мелочи. Пустая трата сил. После Армагеддона эти насекомые подохнут сами собой.

Ах да, я же хотел рассказать о наказании Файльбёка. Вы знаете башню под названием Юбилеумсварте? Каждый ее знает. Излюбленное место туристского паломничества. Это над Оттакрингом, на краю Венского леса. По воскресеньям после обеда туда ползут процессии экскурсантов, аж на ноги друг другу наступают. Но к вечеру автостоянка пустеет и ресторан уже закрыт. Примерно в получасе ходьбы от башни, в стороне от туристской тропы, я набрел на просеку, полосу сплошной вырубки со множеством пней. Самое подходящее место для причастия. Мы не могли сесть так, чтобы получился правильный круг по нашему обычаю, но в общем расположились мы все же по кругу. Одной стороной просека примыкала к густому лесу, за которым не было видно города, а другой – к кромке обрыва. Тут открывался вид на Эксельберг и Софийский луг. Над ними красноватым венцом парили облака. За обрывом, в долине, пролегала дорога.