– Да всё нормально. Разведка говорит, что торки часть сил перебросили на соседний участок. Вроде там готовят какую-то очередную пакость.

Орин всё равно подозрительно посматривал на Батюшку.

– Как прошли?

– Да нормально, – пожал плечами пожилой ополченец. – Кое-где ползком, но там где опасно – торки не обстреляли. Реально затихли.

– Понятно. Не нравится мне это. Не к добру. У нас вроде тихо, но чувствую, что идёт какая-то возня.

– Что-то можешь сказать?

Люди, которые повоевали – и привыкшие ждать всяких пакостей от противника в любую минуту – старались обращать внимание на вроде как несущественные мелочи, потому что пренебрежение такими вещами иногда стоило жизни.

– Мы несколько раз фиксировали какое-то движение на нейтралке и между постами, постреливали для острастки, но так, без последствий. Торки что-то не ведутся. Вроде как стараются нас не злить. Когда это такое было?

Ветераны стали делиться воспоминаниями о всяких подобных случаях и сообща пришли к выводу, что от торков в ближайшее время нужно ждать какой-то подлянки.

Чуть позже, получив сигнал, к нам присоединился напарник Батюшки, плотный молодой парень с позывным Тран, только недавно вернувшийся из госпиталя. Парень после полученного в первом же бою ранения сильно комплексовал и с плохо скрываемой завистью посматривал на ветеранов.

Мы с Орином быстро обрисовали обстановку, указали новые позиции противника, передали оружие и, подхватив свои карабины и скромные пожитки, покинули позицию и стали осторожно пробираться через кусты в сторону холма, за которым начиналась нормальная непростреливаемая дорога. Там находилась позиция группы прикрытия с крупнокалиберным пулемётом, и для усиления им иногда подкидывали очень дефицитный в этом мире автоматический гранатомёт, очень похожий на земной АГС-17, но более тяжёлый и неповоротливый, хотя такой же смертоносный для пехоты.

Всё было бы ничего, но перед нами лежало несколько участков, которые простреливались со стороны противника, и из-за этого приходилось осторожничать. Обычно смена проходила по ночам, но месяц назад разведгруппа мауринской армии на соседнем опорном пункте умудрились пролезть через наши минные поля и тихо взять в ножи отходящих на отдых бойцов. Поэтому, пока не было больших пострелюшек, наши подразделения старались всё делать при дневном свете, да и выявить основные огневые точки противника никогда лишним не было – может, что новое появилось.

Пока мы с Орином тихо ругаясь пробирались к непростреливаемому участку, я в очередной раз поражался тем сюрпризам, которые преподносит судьба…

Только неделю назад нас – ополченцев, оставшихся в живых после нападения диверсантов – фактически под конвоем доставили в расположение бригады Вятко Смурного. Естественно, местные контрики – для которых было делом чести разобрать столь вопиющий случай уничтожения соратников – копали глубоко и системно, что наводило на мысли уже о единой системе государственной безопасности вновь образованного государства. Меня несколько раз заставляли рассказывать, как я умудрился завалить бандитов, как допрашивал провокаторшу и почему её так просто грохнул.

Конечно, со стороны безопасников всё выглядело очень неприглядно и подозрительно, но было очень много свидетелей, которые полностью подтверждали мои показания. И всяческие перекрёстные допросы с попытками словить на несостыковках добавляли только новые подробности, подтверждая обрисованную всеми свидетелями картину.

Но все вопросы – откуда у меня такие навыки, кто это такая девушка, которую я разыскиваю, и с каким заданием я к ним внедрён – натыкались на глухую стену молчания и иронии. Когда меня всё это допекло, я просто предложил направить меня простым бойцом на передовую и не заморачиваться моей лояльностью – всё равно пулю и осколок я получу намного раньше, чем успею собрать, проанализировать и передать «особо важную» информацию о бригаде и о стратегических планах торкам или их заокеанским хозяевам.

Конечно, все понимали, что такой необычный, с шумом и спецэффектами, способ внедрения уж слишком экзотичен даже для обезумевших торков, но порядок есть порядок, тем более что под аналогичный пресс попали и остальные выжившие кандидаты в ополченцы.

Тиану тоже попытались выпотрошить, особенно из-за трагической роли в гибели конвоя её мобильного телефона, но, видимо, быстро пробив, кто у неё папашка, не решились раскручивать механизм репрессий относительно несмышлёной девушки.

Контрики очень интересовались данными, полученными во время экспресс-допроса, и после получения детального доклада с ярко выраженными элементами анализа опять сделали стойку и экстренно послали несколько групп захвата проверять полученную информацию.

Относительно моей персоны они – натолкнувшись на натуральный, не наигранный пофигизм к своей жизни и злую иронию – через некоторое время опустили руки, наконец-то получив представление, на кого они попали. Расспросы, где я получил такую подготовку, конечно, не дали никаких результатов, кроме демонстративных пожатий плечами и разглядыванием недавно проснувшейся мухи, летающей и нагло жужжащей под потолком.

В итоге после нескольких дней активного мозгоклюйства, закончившегося благодаря полученной от меня информации раскрытием небольшой, но весьма неплохо законспирированной разведывательной сети противника, они сжалились и просто попросили показать им мастер-класс.

Я – человек не жадный, и в течение двадцати минут почти без крови расколол недавно словленного вроде как добровольного корректировщика, которым он и оказался, падлюка. Знал он не так уж и много, но и этого хватило, чтобы местная молодая госбезопасность опять начала шуршать по окрестностям, выискивая пособников карателей.

Прошли ещё пара дней, и, не найдя особых причин дальше возиться со мной, местные командиры приняли компромиссное решение – отправили меня на этот опорный пункт под присмотром надёжного ополченца с позывным «Орин».

Дядька весьма непростой, хотя и пытающийся играть под недалёкого, компанейского мужчину старшего возраста, который по определению должен располагать к себе. Всё было бы неплохо, только вот ополченец с самого начала воевал в отряде никому тогда ещё не известного Вятко Смурного и, конечно, имел определённый авторитет, и пользовался доверием. Значит, большой командир подсунул ко мне своего личного контролёра. Была мысль, что он не только контролёр, но и палач, но тщательно наведённые справки показали, что Орин в таких делах замечен не был, хотя дядька – крученый, и при определённых условиях не пощадит…

Проползая очередной простреливаемый участок, я продолжал анализировать ситуацию, чтобы отвлечься от неприятных мыслей и ощущений.

Странно…

Вот уже второй день я чувствовал направленный на меня взгляд. Бывает такое: мороз по коже, и не можешь найти себе место из-за чужого пристального внимания. Когда много вою-ешь, то начинаешь ощущать подобные вещи. Но что интересно: взгляд был из нашего тыла, и ненависти в нём не ощущалось – только какое-то напряжение и интерес.