Плечи Гордона ссутулились. Он глубоко вздохнул, глядяпоочередно на своих похитителей, а затем снова повернулся к Эшу. А тототодвигался от него, пока тоже не оказался на другом краю сиденья. Он не желалоставаться вблизи этого человеческого существа, вздорного и порочного, которое,он знал, в конечном счете ему придется убить.

Он посмотрел на ведьм. Роуан Мэйфейр сидела, опершись рукойо колено, – совсем так, как свойственно было ему самому, и теперь подняларуку, жестом прося его быть терпеливым.

Щелчок зажигалки насторожил Эша.

– Не будете возражать, если я закурю, мистер Эш, ввашей изысканной машине? – спросил Майкл Карри с переднего сиденья. Егоголова уже склонилась к сигарете и крошечному огоньку зажигалки.

– Пожалуйста, делайте все, что пожелаете, – сказалЭш с сердечной улыбкой.

К его изумлению, Майкл Карри улыбнулся в ответ.

– В машине есть виски, – сообщил Эш. – Там жесодовая и лед. Не желает ли кто-нибудь из вас выпить?

– С удовольствием, – ответил Майкл Карри, выпускаядым сигареты. – Но, проявляя умеренность, подожду до шести.

«Значит, этот маг породил Талтоса, – подумал Эш, изучаяпрофиль Майкла и его слегка грубоватые, но удивительно пропорциональные чертылица. – В его голосе ощущаются вожделение и страсть, которые, несомненно,распространяются на множество разных вещей. Взглянуть хотя бы на то, как оннаблюдает за зданиями, мимо которых мы проезжаем. Он не пропустит ничего».

Роуан Мэйфейр продолжала смотреть только на Эша.

Они наконец выехали за пределы города и двинулись в нужномнаправлении.

– Это правильная дорога, – сказал Гордон низкимголосом. – Продолжайте так же, пока я не скажу.

Старик отвернулся в сторону, будто просто проверял ихнаправление, но затем он сильно ударился лбом о стекло и зарыдал.

Никто не отреагировал ни единым словом. Эш просто смотрел насвоих ведьм. Затем вспомнил о фотографии рыжеволосой и взглянул на Юрия, сзакрытыми глазами сидевшего напротив него, рядом с Роуан. Юрий забился в уголмашины, отвернулся от всех, и по лицу его тоже катились слезы, хотя он не издални звука.

Эш наклонился вперед и положил руку на колено Юрию, пытаясьтаким образом его утешить.

Возможно, был ровно час пополудни, когда Мона проснулась впередней спальне наверху. Она залюбовалась дубами за окном. Их ветви покрылисьяркой листвой, снова зазеленевшей после недавнего весеннего ливня.

– Вас к телефону, – сообщила Эухения.

Мона чуть не сказала вслух: «Боже, я так рада, что не одназдесь!» Ей никому не хотелось признаваться, что она встречалась с духами в этомлегендарном доме и что ее сновидения оказались весьма тревожными.

Эухения с подозрением рассматривала просторную белуюхлопчатую рубашку Моны. Что в ней могло быть не в порядке? Ведь она достаточнодлинная, не так ли? В каталоге вещь значилась под названием «Рубашка поэта».

– Не годится спать в такой красивой одежде! –объявила Эухения. – Ты только посмотри на эти прелестные длинные рукава:они измяты. А это кружево! Такое изысканное кружево!

Если бы только она могла сказать: «Отвали, Эухения! Она ипредназначена для того, чтобы ее мяли».

Одной рукой Эухения протягивала ей стакан с молоком,холодным, соблазнительным. А другой – яблоко на маленькой белой тарелочке.

– Откуда звонят? – спросила Мона. – От ЗлойКоролевы?

Разумеется, Эухения понятия не имела, о чем она говорит, ноэто не имело значения. Эухения снова указала на телефон. Мона протянула руку ктрубке и внезапно осознала, что сновидение словно растворилось. Подобносдернутой с лица вуали, оно не оставило ничего, кроме слабого воспоминания оструктуре и цвете. И весьма странной уверенности в том, что она должна назватьдочь Морриган – именем, которого она никогда не слышала прежде.

– А что будет, если родится мальчик? – вслухспросила Мона.

Она подняла трубку.

Это был Райен. Похороны закончились, и вся толпа Мэйфейровприбывала в дом Беа. Лили собиралась остаться у нее на несколько дней, а такжетам будут Шелби и тетя Вивиан. Сесилия была за городом, присматривала заСтарухой Эвелин и чувствовала себя хорошо.

– Не могла бы ты проявить старомодное гостеприимство иприютить на некоторое время на Первой улице Мэри-Джейн Мэйфейр? – спросилРайен. – Я не смогу отвезти ее домой, в Фонтевро, до завтра. Кроме того,думаю, что тебе было бы неплохо познакомиться с ней поближе. И естественно, онапочти влюблена в дом на углу Первой и Честнат и хочет задать тебе тысячувопросов.

– Привезите ее сюда, – сказала Мона. Молоко былоприятным на вкус! Пожалуй, это было самое холодное молоко, которое онапробовала за всю свою жизнь, и к тому же совсем не густое, а именно это егосвойство ей так не нравилось.

– Я буду рада ее компании, – продолжалаона. – Это место полно духов, ты оказался прав.

Она тут же подумала, что не следовало, наверное,признаваться в том, что ее, Мону Мэйфейр, в этом великолепном доме преследовалидухи.

Но Райену было не до того, он сосредоточился на своихобязанностях и просто продолжал объяснять, что за бабушкой Мэйфейр там, вФонтевро, ухаживал маленький мальчик из Наполеонвилля и что это прекрасная возможностьубедить Мэри-Джейн выбраться из этих развалин и переехать в город.

– Эта девочка нуждается в семье. Она уже сыта по горловсей этой скорбью и страданием. Ее первый настоящий визит сюда по очевиднымпричинам оказался подлинным кошмаром. Она до сих пор не может прийти в себяпосле того несчастного случая. Ты знаешь, ведь все произошло буквально у нее наглазах. Я хочу вытащить ее оттуда.

– Хорошо, конечно, но смотри, она будет чувствоватьсебя ближе ко всем после этого. – Мона пожала плечами и с хрустом откусилабольшой кусок яблока. Она явно была голодна. – Райен, слышали ли выкогда-нибудь имя Морриган?

– Нет… По-моему, нет.

– Никогда не было некой Морриган Мэйфейр?

– Такого я не припомню. Это старинное английское имя,не так ли?

– Хм-м-м. Думаешь, оно красивое?

– Но что будет, если родится мальчик, Мона?