– И она сказала все это?

Мэри-Джейн кивнула. Внезапно она увидела тарелку с хлебом,которую Эухения поставила на стол, – с ломтями обычного белого хлеба.

Мона не считала подобный хлеб подходящим для еды. Она елатолько французский хлеб или булочки, специально приготовленные для определенныхблюд. Нарезанный ломтями хлеб! Ломти белого хлеба!!

Мэри-Джейн схватила верхний ломоть, сложила его и обмакнулав соус.

– Да, именно так она говорила, – кивнулаМэри-Джейн. – И тете Вив, и Полли, и Энн-Мэри. Кажется, она не знала, чтоя тоже слышу. Но я хочу сказать, что забота о семье помогает ей жить. Она такмного думает о других. Вот, например, приехала в Фонтевро и вытащила меняоттуда.

– Как смогли они узнать все обо мне и Майкле?Мэри-Джейн пожала плечами.

– Ты меня спрашиваешь? Дорогая, это же семейство ведьм…Предполагается, что ты знаешь обо всем лучше меня. Они найдут сколько угодноспособов, чтобы выяснить то, что им нужно. Но, если хорошенько призадуматься,можно вспомнить, что Старуха Эвелин проболталась Вив, если я не ошибаюсь.Что-то о том, что ты с Майклом оставалась здесь наедине.

– Да, – со вздохом призналась Мона. – Жутковажная новость! Я не обязана обо всем им докладывать. Но если они начнут плохоотноситься к Майклу, если переменят свое мнение о нем, если станут…

– Ах, не думаю, что тебе стоит тревожиться об этом; какя уже сказала, когда мужчина в его возрасте, а девушка – в твоем, они будутвинить либо одного, либо другого. И в данном случае, я думаю, свалят все натебя. Не то чтобы они стали делать подлости или что-нибудь подобное, но будутговорить: «Чего бы Мона ни пожелала – она своего добьется», и «Бедный Майкл», ивсе в таком же роде. Ведь ты понимаешь. Или будут говорить: «Если это поднялоего с постели и он чувствует себя лучше, быть может, Мона действительнообладает целительным даром».

– Ужасно, – отозвалась Мона. – Но именно такя себя и чувствую.

– А знаешь, ты крутая, – сказала Мэри-Джейн.Телячий соус закончился. Следующий кусок хлеба Мэри-Джейн съела без всего. Онаприкрыла глаза с удовлетворенной улыбкой. Ресницы, дымчатые и слегкафиолетовые, совпадали по цвету с губной помадой – нежные, пленительные ипрекрасные. Черты лица ее были дьявольски близки к совершенству.

– Теперь я поняла наконец, кого ты мненапоминаешь! – вскричала Мона. – Ты похожа на Старуху Эвелин. Я имеюв виду те фотографии, на которых она еще совсем молодая.

– Что же, это имеет под собой основание, не такли? – сказала Мэри-Джейн. – Ведь мы обе произошли от Барбары Энн.

Мона налила себе последний стакан молока. Оно еще былоудивительно холодным. Быть может, она и этот ребенок могли бы питаться одниммолоком, хотя она не была в этом вполне уверена.

– Что ты имела в виду, говоря, что я «крутая»? –спросила Мона. – Что ты подразумевала под этим?

– Я имела в виду, что тебя не так-то легко обидеть. Вбольшинстве случаев, если я говорю так, знаешь, откровенно, ничего не скрывая,без всякой задней мысли, по-настоящему пытаясь узнать человека… Ты понимаешь?Люди чувствуют себя оскорбленными.

– И неудивительно, – откликнулась Мона, – номеня ты не обижаешь.

Мэри-Джейн уставилась голодным взором на последний тонкийломтик белого хлеба.

– Можешь взять его, – сказала Мона.

– Ты уверена?

– Абсолютно.

Мэри-Джейн схватила хлеб, вырвала из него середину и началаскатывать из нее шарик.

– Знаешь, я люблю так делать, – сказалаона. – Когда была маленькой… Ты понимаешь? Я брала целую буханку ираскатывала ее на маленькие шарики!

– А как насчет крошек?

– Все до единой скатывала в шарики.

– Вау! – довольно равнодушным тоном отреагировалаМона. – Знаешь, ты действительно удивительное создание. В тебепоразительным образом соединяется мирское и мистическое – такого я еще невстречала.

– Вот и приехали, уже выставляешься, – недовольнофыркнула Мэри-Джейн. – Я знаю, что ты не хотела меня обидеть, простодразнишься, ведь так? Если бы слово «мирское» начиналось с «б», я бы, покрайней мере, точно знала, что оно означает.

– С чего это ты вдруг об этом?

– Потому что я уже подошла к «б» в своем изучениисловаря, – ответила Мэри-Джейн. – Я работаю над своим образованиемнесколькими различными методами. Мне хотелось бы знать, что ты думаешь по этомуповоду. Понимаешь ли, я создаю для себя словарь с крупными буквами. Тыпонимаешь? Словарь такого вида, какими пользуются старые леди с плохим зрением…И вот я вырезаю слова с буквой «б», что позволяет мне ознакомиться с ихзначениями прямо на месте, понимаешь, вырезаю каждое слово с определениемзначения, а потом бросаю все маленькие шарики бумаги… Хоп – и вот мы сновавстречаемся с ними. – Она засмеялась. – Шарики. Много-много шариков.

– То-то я заметила, – сказала Мона, – мы,маленькие девочки, все увлекаемся ими, не так ли?

Мэри-Джейн зашлась от смеха.

– Это лучше, чем я ожидала, – призналаМона. – Девчонки в школе одобрительно воспринимали мой юмор, но почтиникто из семьи не смеялся над моими шутками.

– Твои шутки и вправду смешны, – сказалаМэри-Джейн. – Это потому, что ты гениальна. Я разделяю людей на два вида:одни – с чувством юмора, а другие – без него.

– Но как быть со всеми словами, начинающимися с буквы«б»? Ты их вырезаешь, скатываешь в шарики…

– Дальше я кладу их в шляпу. Представляешь? Точно какномера лотерейных билетов.

– Да.

– И затем я вынимаю их из шляпы по очереди, по одномуза раз. Если это слово никто никогда не использовал… Понимаешь? Как, например,батрачианс.[16] Так вот, я сразу его выбрасываю. Но если этохорошее слово, например, блаженство – «состояние наивысшего удовольствия»…Тогда я запоминаю это слово прямо на месте.

– Хм-м-м, похоже, это довольно хороший метод.Догадываюсь, ты с большим удовольствием запоминаешь слова, которые тебенравятся.

– О да, но на самом деле я запоминаю почти все – можешьсебе представить? Не поверишь, но я очень умная. – Мэри-Джейн кинула себев рот хлебный шарик и начала измельчать в порошок корку.

– Даже значение слова «батрачианс»? – спросилаМона.