– Я вижу, как вы потрясены моим откровением, – продолжал Роберт, – и, поверьте, прекрасно вас понимаю. А каково было мое собственное изумление, когда я узнал столь ужасную новость! Как бы то ни было, с его арестом наши трудности не закончились. Полученная нами информация позволяет думать, что в дело замешаны и другие высокопоставленные лица. Вплоть до самого прославленного из них – герцога Нижней Лотарингии.

– Годфруа Бульонского? – не удержавшись, воскликнула Клоринда. – Но он же пример благочестия для всех нас и образец воина на поле боя!

– Именно, – сквозь зубы произнес Роберт. Ему очень не нравилось, чтобы этого невыносимого типа увенчивали лаврами. – А теперь представьте себе, с какими трудностями мы столкнулись в связи со сложившейся ситуацией. Годфруа Бульонского любят в войсках, и его арест, вполне вероятно, повлечет за собой нежелательные последствия… Даже пагубные. Мы не можем ничего предпринять, опираясь лишь на подозрения, которые он на себя навлек. Несмотря на то что полученные нами сведения вполне надежны, раскрыть на суде их источник представляется недопустимым.

Группа амазонок вышла из казарм, и, пока они проходили мимо, герцог молчал. А молодые женщины бросали на эту странную шушукающуюся парочку заинтригованные взгляды.

– Простите мне этот вопрос, господин… Роберт, – произнесла Клоринда. – Но какое отношение имеет ко мне это злополучное дело?

– К этому я и веду, моя дорогая. Надеюсь, вы простите мне напоминание, что до недавнего времени поддерживали, хм… близкие отношения с племянником князя Тарентского. А за время крестового похода князь как раз сблизился с Годфруа Бульонским. Вот тут нам и потребуется ваше содействие. В случае, если не удастся избежать судебного процесса по обвинению в государственной измене, готовы ли вы, продолжая служить великому делу, которое привело нас всех в эти дальние края, подтвердить под присягой, что вы слышали, как Танкред Тарентский говорил, что фламандский герцог злоумышляет против Ватикана?

Молодая женщина заморгала, не в силах поверить своим ушам.

– Вы просите меня лжесвидетельствовать? Вы полагаете, что мне ничего не стоит предстать перед военным трибуналом и совершить клятвопреступление?

– Ну-ну, не надо горячиться. Как часто бывает, ситуация не столь… однозначна. Рассматривайте эту просьбу как один из множества способов выполнить свой воинский долг. Без вашей помощи мы, безусловно, не сможем осудить этого вероломного герцога, и он продолжит командовать своими войсками, распространяя среди них отраву недовольства. Ореол, который вы обрели в последнем бою, придаст значительный вес вашим показаниям. И кстати, я уверен, что это новое доказательство вашей верности воинским ценностям обеспечит вам быстрое и значительное продвижение по службе.

– Но… ложь – великий грех. Особенно когда речь идет о таком серьезном обвинении.

– По этому поводу я могу вас немедленно успокоить. Данная просьба исходит лично от его святейшества Урбана Девятого. И он же гарантирует вам полное отпущение этого греха. Вам предоставляется новая возможность доказать всем, что вы великая воительница за дело Христово, вызывающая всеобщее восхищение!

Клоринду охватило смятение.

Лгать всегда было против ее принципов. С другой стороны, подчинение вышестоящим представлялось ей основополагающей добродетелью. Но можно ли сомневаться в приказе, отданном самим папой!

К тому же Годфруа Бульонский принадлежит к лагерю умеренных, всегда вызывавших у нее острую неприязнь, в то время как Роберт де Монтгомери, несмотря на все недоверие, которое внушала его личность, относится к ультра, а те неизменно придерживаются крайне жестких позиций по отношению к мятежникам, восстающим против НХИ.

Ее внутренние убеждения заставляли прислушаться к словам герцога.

И кто знает, может, именно Годфруа Бульонский зародил вредоносные идеи, толкнувшие Танкреда на самоубийственные действия, которые привели к его падению. При этой мысли ее пронзила дрожь гнева, и ей вдруг стало не так уж невыносимо представить, как она лжет в трибунале, нанося смертельный удар одному из тех, кто стал причиной разлуки с мужчиной ее жизни.

И все же, клятвопреступление!

Роберт возле нее не говорил ни слова, только наблюдал, будто химик, который следит за осадком в ходе реакции.

Слишком ловко сработано. Клоринда поняла, что он сознательно предоставил ей самой разбираться со своими мыслями в надежде, что ее воля дрогнет и желание мести возьмет верх. Этого желания ей действительно было не занимать, но манипуляция оказалась слишком очевидной. Что же делать?

– Я… поняла суть вашей просьбы, Роберт. Но поймите мое смятение… Это серьезное решение. Мне нужно время.

– Ну разумеется, моя дорогая. Что может быть естественней? Но не слишком затягивайте. Чем дольше мы ждем, тем сложнее будет действовать.

– Понимаю.

– Прежде чем откланяться, позвольте напомнить, что наш разговор должен остаться в строжайшей тайне.

Со всей учтивостью, приличествующей привыкшему к королевским дворам аристократу, Роберт де Монтгомери, герцог Нормандский, склонился перед ней, а затем удалился под защитой широкого зонта, который поспешно распахнул над ним телохранитель.

* * *

28 ноября 2205 ОВ

Брошенный искоса взгляд, который Льето адресовал Танкреду, был более чем красноречив: солдат из этих инженеров никогда не получится.

Уже на утро после возвращения из столицы, то есть пять дней назад, оба дезертира продолжили попытки натаскать бесшипников в военном искусстве, и выводы, к которым они пришли, были не самыми оптимистичными. С физической точки зрения мало у кого из этих технарей наличествовала спортивная жилка, да и с тактической никто из них не испытывал ни малейшего интереса к военному ремеслу. А по мнению Танкреда, трудно чего-то добиться в области, которая интересует вас меньше всего на свете.

– Да, знаю, – откликнулся он на молчаливый приговор друга, – они еще не готовы пройти Испытание.

Льето как-то странно закудахтал: он пытался подавить вызванный шуткой смех, чтобы бесшипники ненароком не приняли его за презрение.

Перед ними барахтались в песке под жарким солнцем двадцать беглецов, старательно подражая походке бойца, чьи движения они должны были досконально воспроизвести, не выпуская при этом из рук винтовок Т-фарад. Они пыхтели, потели, кряхтели, чертыхались и спотыкались; и все же ни один пока не отказался.

– Если нам удастся научить их по крайней мере держать винтовку, передвигаться и стрелять более-менее по прямой, будет уже неплохо.

Льето кивнул, но добавил:

– Остается только надеяться, что они никогда не попадут в ситуацию, когда этого окажется недостаточно.

Потом как ни в чем не бывало продолжил урок, загремев во весь голос:

– Ну же, парни, поживее! Хватит думать, зачем вам это надо, лучше сосредоточьтесь на дыхании. В нем все дело! Если начинает казаться, что кто-то сел вам на грудь, значит вы дышите плохо. Научитесь дышать правильно, тогда в любых условиях проде́ржитесь сколько угодно! Давайте шевелитесь!